Книга Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солидарность в борьбе высказана лишь в отношении естественных союзников Кубани – Дона и Украины… Здесь уместно отметить, что донская делегация генерала Краснова, в составе которой были такие господа, как Г. И. Карев, приучила за это время Быча и его окружение к мысли, что его самостийные уклоны найдут среди донцов надлежащую поддержку.
Мы кровно связаны с украинцами и донцами, декларировала делегация Быча; 27-й пункт – заключительный меморандум сформулирован в высоком тоне дипломатического призыва:
– Мы, казаки-кубанцы, слыша в 1917 году призывы вождей Франции и Англии, до последнего момента оставались во всеоружии на фронте против общего врага – Германии…
Мы, слабые числом, но сильные духом, отвергшие предложение помощи против большевиков со стороны Германии, когда они считали себя победителями, мы, во всеуслышание заявившие, что не признаем
Брест-Литовского договора, мы, потребовавшие удаления германцев с нашей территории, когда они заняли небольшую ее часть (Таманский полуостров), мы, потерявшие на войне против большевиков до 50 % нашего боеспособного населения, мы, успешно отражающие теперь в течение вот уже года большевистские полчища почти без патронов и снарядов, полураздетые и почти босые, без медикаментов, хотя мы богаты всем тем, что родится в нашей стране, мы приехали в Париж, где решаются судьбы мира, где хотят дать миру вечный мир.
«Мы приехали сюда, хотя наш путь продолжался 75 дней, и мы везде встречали задержки и нигде помощи», и «мы желаем ныне узнать здесь, можем ли мы надеяться в борьбе с Советской Россией на помощь могущественных держав мира, верность союзу, с которыми мы, эта маленькая часть недавно еще великой России, все время считали и теперь считаем себя обязанными сохранить верность в своих сердцах».
Конкретно просьба Л. Л. Быча и его соучастников по делегации выражалась в следующих трех пунктах:
1) О признании Кубанского края в границах, показанных на прилагаемой карте, самостоятельным государственным образованием, безусловно не входящим в сферу влияния советской власти. И на случай, если сверх всякого ожидания возникли бы переговоры с советской властью о границах ее владений, Кубанский край этим признанием был бы огражден от предъявления прав на него со стороны Советской республики.
2) Вместе с тем мы, делегаты Кубанской рады, просим прежде всего об оказании моральной поддержки нашему правительству (для того времени, кстати говоря, правительству Сушкова) и демократическим установлениям нашего Края, начинающего свою жизнь на широких началах народоправства, – можем ли мы ждать моральной поддержки в борьбе с большевизмом как слева, так и справа (черносотенства), ибо последнее также начинает поднимать голову, имея своей целью подавить демократию?
3) Так как продолжение вооруженной борьбы против большевиков является неизбежным злом, а наш Край ведет войну исключительно оборонительную против большевистского нападения, угрожающего не только благосостоянию, но и самому существованию населения, то мы просим об отпуске в распоряжение Кубанского правительства необходимых средств защиты и всякой аммуниции для вооружения и снабжения Кубанской казачьей армии, а равно санитарного имущества и медикаментов как для населения, так и для армии.
Быч со своими соделегатами просили в первую очередь у французов «нашему» Кубанскому правительству «моральной поддержки в борьбе с большевизмом» как слева, так и справа – «черносотенства».
Результатом «свободного» отношения Л. Л. Быча к данному ему «Наказу» произошел, прежде всего, развал самой делегации.
20 апреля 1919 года член ее, товарищ председателя, член Краевого правительства Н. С. Долгополов в письме на имя Л. Л. Быча заявил о своем выходе из состава делегации и о сложений обязанностей члена ее, подчеркнув при этом, что это «решение» его многократно взвешенное и продуманное, принятое «с тяжелым чувством», но принятое «окончательно», он не нашел возможным «продолжать совместную работу и нести общую ответственность за направление работы делегации именно «по основным вопросам общественного характера», находил неправильным резко отрицательное отношение Л. Л. Быча и некоторых других членов делегации к так называемому Русскому политическому совещанию в Париже, которое, по утверждению Н. С. Долгополова, является единственной за границей организацией, которая объединяет большую часть уполномоченных заграничных российских организаций, большую именно часть по своему удельному весу или, как отмечал Долгополов, «всю антибольшевистскую Россию», если говорить о государственных образованиях, стремящихся к воссозданию России на новых демократических началах и не стремящихся еще до решения всероссийского Учредительного собрания к полному отделению от России. Это Русское политическое совещание являлось подлинной коалицией партийных и общественных организаций. При Совещании состоял комитет снабжения, ведший чрезвычайно ответственную, тяжелую и сложную работу по снабжению армий Сибири, Юга и Севера России военным снаряжением. (Некоторая ограниченность возможностей Совещания объясняется слабостью антибольшевистской России.)
Вхождение в состав Политического совещания представителей демократических государственных образований Юга (Дона и Кубани) заметно укрепило бы Совещание, дало бы лишний момент для отвода беспочвенных обвинений его в недемократичности. Кубанским же делегатам участие в нем диктовалось IV параграфом «Наказа» делегации. Невхождение их наносило удар авторитету Совещания и при этом в очень тяжелый для России и Кубани момент, когда необходимо устранение всех разногласий, чтобы представить союзникам объединенную и умеющую объединяться в роковой час антибольшевистскую Россию. Долгополов к тому же указывал на весьма существенные результаты своего личного вступления в Русское политическое совещание: Кубань через комитет снабжени» его получает огромную практическую помощь в виде санитарного имущества для Кубани…
Долгополов указывал также на ненормальное положение дел в самой делегации. Оказывается, в Париже ни разу не созывалось общее заседание делегации именно Кубанского правительства в составе четырех ее членов: господ Быча, Долгополова, Намитокова, Филимонова, и вся работа производилась в большой делегации Краевой рады. Ответственная политическая работа Быча, как председателя, фактически проходила без общего с Долгополовым обсуждения и решения.
Конечно, выход Долгополова из состава делегации без своевременного уведомления о том уполномочившего его правительства и в смысле служебной дисциплины, и в смысле общественной пользы был крайне неоправданным. Необходимо было оставаться и отстаивать свою позицию, тем более что он знал о соответствии своей позиции взглядам уполномочившего его правительства. Своим поспешным решением он поставил это правительство в затруднительное положение. Оно к тому же было лишено физической возможности не только вмешаться в дело, но даже вовремя узнать о случившемся, так как письма тогда посылать из Парижа на Кубань можно было только с особой оказией.
Вместе с тем допускалось «теоретически возможным» политическое влияние Быча в Париже.