Книга Рафаэль - Александр Махов

Больше всех радовался Бернардо Довици, слуга и секретарь сыновей Лоренцо Великолепного. Сбылась его мечта: одного из своих подопечных он возвёл на папский престол. Это была удивительная личность, вышедшая из низов и наделённая немалыми талантами. В нём рано проявилась страсть к лицедейству, хитрости и изобретательности. Не исключено, что появление на носилках больного Джованни Медичи на конклаве было делом его рук и ловко срежиссированной акцией. Находясь вне Сикстинской капеллы, где свершалось главное событие всей его жизни, Довици сумел с пользой обработать некоторых участников конклава, не скупясь на посулы. Вскоре он получил в благодарность от папы кардинальскую мантию, став самой влиятельной фигурой Ватикана. В Рим перебрался и его племянник Антонио Довици с юной дочерью Марией, поселившийся во дворце на улице Льютари, построенном на средства всесильного дяди.

С особой помпой 11 апреля была проведена интронизация Льва X в базилике Сан-Джованни ин Латерано, так как в соборе Святого Петра продолжались строительные работы. День был выбран неслучайно, ибо папа посоветовался с домашним астрологом. Число одиннадцать он считал для себя счастливым, поскольку родился в этот день в декабре 1475 года, но не мог тогда предугадать, что через восемь лет оно окажется для него роковым, сведя в могилу из-за абсцесса и заражения крови.

Римлянам и гостям города представилась счастливая возможность лицезреть торжественное прохождение от Апостольского дворца через мост Святого Ангела по центральным улицам, украшенным арками из гирлянд цветов, до базилики папского кортежа и проезд многочисленных титулованных гостей со свитой, съехавшихся на интронизацию из разных стран. Рим на время стал столицей мира.

Из высокопоставленных гостей выделялись два герцога — урбинский и феррарский. Первый с эскортом в пятьдесят всадников, включая новоиспечённого графа Кастильоне, был облачён в чёрное, как и вся его свита, в знак траура по умершему Юлию II. Второй же герцог со своей многочисленной кавалькадой являл собой бурную радость, что со смертью прежнего папы для Феррары наступает эпоха свободы от притязаний Ватикана. Альфонсо д’Эсте выглядел богом Марсом в умопомрачительном одеянии с горностаевой мантией, а его бархатный берет украшал сверкающий на солнце алмаз, стоивший целое состояние.

Тысячи римлян, свидетелей этого блистательного зрелища, поддались общему праздничному настроению, теша себя надеждой, что наступил конец междоусобным распрям и войнам и что на итальянской земле наконец воцарятся мир и согласие. Их радости не было предела, и казалось, сама природа радовалась этому событию, одарив Рим тёплым солнечным днём. Среди гостей, прибывших на праздники, оказалась и мать Кастильоне донна Алоизия Гонзага, поэтому на время прекратилась её переписка с сыном и умолкнул источник подробной информации, из коего можно было почерпнуть много любопытных сведений. Но эта временная лакуна была с лихвой восполнена папским церемониймейстером монсеньором Парисом де Грассисом, любившим коротать досуг наедине с дневником.

По найденному в ватиканской библиотеке проекту Витрувия лучшие римские умельцы возвели в античном стиле временный дворец из деревянных панелей, фанеры и папье-маше на месте древнего ристалища Капитолийского холма между двумя ветхими зданиями городской управы. Их детище выглядело как всамделишное античное сооружение из травертина с великолепным портиком из рисованных беломраморных колонн, где после торжественной церемонии интронизации в базилике был дан банкет на три тысячи персон.

В центре просторного зала, украшенного гипсовыми статуями античных героев и позолоченной лепниной, журчал фонтан, распространяя аромат весенних цветов и свежесть. Он служил также для омовения рук при смене подаваемых яств на серебряной посуде с папскими вензелями. Сидевший на возвышении оркестр встречал тушем появление очередного блюда. В ходе праздничного застолья гостям пришлось не раз раскрывать рты от удивления. Когда приглашённые на банкет расселись по своим местам, их ждал первый сюрприз. Едва они взялись за затейливо свёрнутые салфетки из тончайшего реймсского льна, из них вылетели живые скворцы, радостно защебетавшие от обретения свободы. Было немало и других чудес, поражавших богатством и изобретательностью устроителей пышного банкета, а из кухни в огромную толпу, собравшуюся у подножия Капитолия, летели куски запечённых окороков, жаркого и сладости. Было выкачено несколько бочек вина — пей-гуляй, римский люд, во славу нового папы! Лев X дважды появлялся на вершине Капитолия, приветствуемый разгулявшейся голытьбой.

Во время заключительной части банкета под звуки оркестра раздвинулась одна из торцевых стен и на появившейся сцене с огромным живописным задником началась театральная феерия. Её апофеозом стало появление Венеры в облике пышнотелой красавицы, незабвенной Клариче Орсини, представительницы старинного римского рода, выданной замуж за Лоренцо Великолепного, матери нового папы. В одной руке она держала лавровую ветвь, в другой — золотой шар из эмблемы Медичи. Справа от неё возлежал обнажённый седовласый старец как олицетворение древнего Тибра, а слева такой же старец, выражающий собой Арно. Всё завершилось торжественной кантатой в исполнении хора мальчиков и кастратов:

Отныне воды Тибра с Арно Слились в единое объятье. Им итальянцы благодарны, Живя в согласии как братья.

Эти неслыханные по размаху и роскоши торжества, означавшие примирение клана Медичи с Римом и Ватикана с городским сенатом, обошлись казне в десятки тысяч дукатов, одолженных у Агостино Киджи, который взамен потребовал преимущественное право на добычу квасцов в Тоскане и другие привилегии.

Празднества ещё долго продолжались, завершившись охотой в урочище Мальяно под Римом. Как явствует из местных анналов, было убито тридцать оленей и косуль, десять кабанов и бесчисленное множество фазанов и тетеревов. После охоты был устроен лукуллов пир под открытым небом, во время которого было съедено непомерное количество приготовленного на жаровнях мяса и дичи. Было такое ощущение, что стая голодных волков набросилась на добычу. Хотя папа Лев X из-за близорукости был никаким стрелком, ему доставляло истинное удовольствие лицезреть, как прыгающие олени и серны вдруг падают на лету, словно подкошенные. Не меньшее удовольствие он испытывал при взятии штурмом Прато, когда с высоты крепостных стен падали подстрелянные как куропатки защитники города.

Среди съехавшихся в Рим на интронизацию папы Льва X гостей был и Лодовико Ариосто, с которым тогда впервые повстречался Рафаэль и принял его у себя в мастерской. Поэт надеялся получить какую-нибудь должность от нового папы, чтобы поправить своё непрочное материальное положение. Он встречался в Ферраре с Джованни Медичи, от которого получил лестные посулы. Но став папой, Лев X не узнал поэта в толпе гостей, о чём Ариосто с горечью писал в одном из писем, что «понтифик явно нуждается в окулярах». Он остался недоволен царившей в Вечном городе праздничной атмосферой постоянных приёмов, турниров и прочих зрелищ.

Как истинный флорентиец, воспитанный в доме своего отца Лоренцо Великолепного, Лев X слыл поклонником искусства, но отдавал предпочтение его малым прикладным формам, поэтому игрец на дуде, ловкий версификатор или паяц были ему куда милее и понятнее, нежели Микеланджело, Ариосто и Леонардо, к чьим творениям он относился с нескрываемым подозрением.