Книга Марина Мнишек - Вячеслав Козляков

Симптоматично и появление в калужском лагере самозванца касимовского царя Ураз-Мухаммеда (Магмета). Касимовские служилые татары во главе со своим царем еще в конце декабря 1608 года перешли на службу «царя Дмитрия». В Тушинском лагере на аудиенции у Дмитрия касимовский царь целовал руку самозванцу и обменялся с ним позолоченными саблями и ножами из чистого золота [400]. После распада Тушинского лагеря царь Ураз-Мухаммед отправился на службу к королю Сигизмунду III под Смоленск, но осенью 1610 года отпросился у гетмана Станислава Жолкевского и поехал в Калугу, где предусмотрительный самозванец давно, еще с тушинских времен, держал жен и детей членов своего «государева двора» [401]. Касимовский царь намеревался забрать у Лжедмитрия своего подросшего сына… Кто мог знать тогда, что эта поездка станет роковой и для него самого, и для Лжедмитрия II?!

Особенности калужского режима, по свидетельству Конрада Буссова, заключались в ненависти к иностранцам, к которым, вслед за немцами, добавились и поляки. Буквально сразу же после того, как «царь Дмитрий» вторично ушел в Калугу, он стал понуждать воевод верных ему городов оказывать сопротивление «литовским людям» гетмана Яна Сапеги, которые «были при нас», а «пошли в свою землю в Литву». Как только войско гетмана Яна Сапеги расположилось в окрестностях Мещовска, самозванец немедленно принял меры, чтобы не допустить сапежинцев в другие калужские города. 2 (12) октября 1610 года он писал в грамоте белевскому воеводе Федору Григорьевичу Желябужскому, чтобы «противу тех литовских людей, с посадцкими и уездными людми стоял крепко, и с ними бился, и над ними промышляли и поиск чинили», не давали им никаких кормов и сели «в осаду» [402].

Марина Мнишек снова выступила посредницей между самозванцем и гетманом. 28 ноября 1610 года «Марина, милостию Божией царица и великая княгиня всея Руси», обратилась с письмом к «любезно нам милому пану Яну Петру гетману московского войска, нам расположенному». Возможно, это был ответ на какое-то послание к ней Яна Сапеги. В письме Марины Мнишек не содержалось ничего, кроме учтивой похвалы действиям гетмана, но и это имело смысл после отказа сапежинцев поддерживать царя Дмитрия и угроз самозванца в их адрес. «Как мы всегда считали вашу милость охочим до больших и достойных похвалы дел, – писала Марина, – что не раз подтверждалось превосходством и храбростью вашей милости, которые были всякий раз на счастье наше, достигнутое не без великой славы вашей милости и всего рыцарства, так и теперь обещаем себе в высказанных обещаниях в этом послании, которое до нас дошло, что врожденное достоинство, искренность и долг шляхетский, который всегда имеет место в народе польском, не допустит иного…» [403]

В свою очередь попытался привлечь на свою сторону калужан и король. Сигизмунд III обратился к духовенству, дворянам и детям боярским, казакам, черкасам «и всяким служывым и жылецким и посадцким людем» со своим универсалом 3 декабря 1610 года. Он призывал жителей Калуги не отступать от общей присяги Московского государства королевичу Владиславу и не служить Вору, который «православную греческую веру и церкви Божьи и манастыры мечом и огнем и всяким непригожым обычаем поругает, розоряет, пустошит и губит». Выставляя себя защитником православия, король грозился в случае неповиновения послать в Калугу свои войска: «И вас, яко недругов изменников наших, казнити велим» [404].

Ответом на рассылку таких грамот был только новый террор. Конрад Буссов писал, что в Калуге «почти каждое утро находили посреди рынка» от шести до двенадцати «мертвых поляков, убитых ночью» [405]. Это были дворяне, холопы и слуги, купцы, ехавшие с товаром, – все они находили мученическую смерть в Калуге, если попадались людям самозванца. Но известно, что сеющий бурю от нее и погибнет. Так случилось и с Вором. В конце ноября – начале декабря 1610 года «царь Дмитрий» приказал убить касимовского царя Ураз-Мухаммеда, так и не простив ему недавнего ухода на службу к польскому королю. Жена и дети убитого касимовского царя были отданы «за приставы». Это рассорило самозванца с крещеным ногайским князем Петром Урусовым. Тот якобы даже пытался неудачно отомстить сыну погибшего касимовского царя, который и донес Лжедмитрия) об отцовской измене. Князь Петр Урусов попал в тюрьму – правда, за убийство другого человека, – но был прощен «царем Дмитрием» по очередному заступничеству «царицы» Марины Мнишек. Об этом сообщается в «Дневнике» Иосифа Будило. Однако автор «Дневника» ошибочно пишет, что князь Петр Урусов сидел в тюрьме шесть недель – между тем с момента убийства касимовского царя до смерти самозванца прошло не более полумесяца [406].

Марина Мнишек не знала, за кого просила, как не знала и того, что все это обернется бедой для нее самой. 11 (21) декабря 1610 года «царь Дмитрий» выехал на охоту в сопровождении ближних бояр и ногайских татар. Там он и был убит князем Петром Урусовым, который таким образом отомстил за пережитое им по воле самозванца унижение.

Сохранилось несколько свидетельств, позволяющих восстановить детали произошедшего и узнать, что происходило в это время с Мариной Мнишек. Самым непосредственным откликом стали расспросные речи бежавших от расправы из Калуги романовских татар Чорныша Екбеева и Яна Гурчеева 14 (24) декабря 1610 года. Они ехали к Москве, но, видимо, были перехвачены сторонниками гетмана Яна Сапеги, записавшими всего четыре дня спустя новости о том, что случилось с «царем»: «Выезжал вор из Колуги во вторник, декабря в 11 день, за острог гулять на поле к речке Ячейке, а с ним ездили гулять русские люди, да юртовские тотаровя». Дальше «выходцы» из Калуги рассказали о том, как свита самозванца прибежала «с поля в острог», после чего сразу же в городе распространились слухи о бегстве или гибели царя, «и учали говорить всем людем вслух: вор де побежал, а иные говорили, что вора убил юртовской тотарин». Началась тревога: «и на то смотря, зазвонили в сполошные колокола». Пока что калужский «мир» еще не раскололся и не начал искать виноватых. Сами ногайцы («юртовские» татары) бежали в город, чтобы сообщить о случившемся, после чего «дворяне и дети боярские, и посадцкие, и всякие люди, не поняв тому веры, ездили того воровского тела смотрить, а они Чорныш и Ян ездили с ними ж, и того вора видели они». Перед приехавшими на зимнее поле калужанами предстала картина расправы с самозванцем: «за речкою Ячейкою, на горке, у креста, лежит убит, голова отсечена прочь, да по правой руке сечен саблею». Князя Петра Урусова в это время уже не было под Калугой, поэтому казаки быстро решили отомстить другим ногайским татарам, тем более что они стояли в Калуге в отдельной слободе. Эта была и месть и грабеж одновременно. Теперь все зависело от того, как скоро бояре самозванца справятся с последствиями гибели своего вождя. В первый день казаки нападали еще не на всех татар, ведь Чорныш Екбеев и Ян Гурчеев задержались в Калуге как минимум до вечера среды 12 декабря. Они сообщали и про Марину Мнишек, которая оставалась на «царском» дворе: «А ворова жена при них была на воровском дворе, а где ныне про то не ведают». В Калуге, по их сведениям, остались князь Григорий Шаховской «и все лутчие воровские люди». Якобы «в середу» старый предводитель всех бунтовщиков и зачинатель дела Лжедмитрия II князь Шаховской говорил «миру, чтобы его отпустили из Колуги с повинною к Москве и ему не поверили». Мысль о бегстве была и у предводителя казаков Ивана Заруцкого: «В середу ввечеру, хотел бежати из острогу Ивашко Зарутцкой, и его изымали миром, а из острогу не упустили» [407].