Книга Имам Шамиль - Шапи Казиев

Вернувшись в Петербург, Шамиль посетил Инженерный замок. Здесь его торжественно встретили воспитанники, а генерал-майор свиты Его Величества Кауфман демонстрировал Шамилю макеты крепостей, объяснял их устройство и способы обороны. Имам со знанием дела обсуждал модели и сетовал, что у него не было ни сил, ни средств на сооружение подобных твердынь, а иначе бы дело могло обернуться по-другому.

В военно-топографическом депо Шамиль долго не отходил от рельефной карты Кавказа, указал местоположение родного аула Гимры, а Гуниб нашел слишком маленьким. Там же он впервые увидел глобус Земли, который явно противоречил карте мира, имевшейся в библиотеке имама.

В Петербурге Шамиль вновь посетил балет, куда был приглашен директором Императорских театров Сабуровым. Шамиль с провожатыми разместился в директорской ложе и разглядывал танцоров через театральный бинокль.

Давали балеты «Пери» композитора Поля Дюка и «Катарина», поставленные все тем же Перро. В «Пери» на сцене явился турецкий султан со всем своим гаремом. На экзотические танцы избранных прелестниц Шамиль смотрел со снисходительной улыбкой. Но когда сам султан принимался выражать свои восторги энергичными прыжками и великолепными сальто-мортале, Шамиль негодующе поднимал брови и растерянно косился на своих спутников. Но вскоре Шамиль отложил бинокль и только иронично улыбался, отнеся безумные пляски султана на счет невежества создателей балета, «кормивших публику грязью».

Балет «Катарина», в котором буйствовали амазонки, шалили разбойники и разрушались мосты, отчасти напоминал кавказские события и понравился Шамилю куда больше.

В поездках Шамиля сопровождал замечательный художник академик живописи Василий Тимм. Он бывал во время военных действий на Кавказе и в Крыму, где создал целую галерею типических образов, жанровых и батальных сцен. Его рисунки были популярны при императорском дворе и украшали альбомы членов правящей династии. Пребыванию Шамиля в Петербурге Тимм посвятил серию литографий, опубликованных затем в периодическом сборнике «Русский художественный листок», который сам же он и издавал.

Посетил Шамиль и учебные заведения, где воспитывался его сын Джамалуддин. Он присутствовал на занятиях, на уроках танцев и в гимнастическом зале, где воспитанники лазали по шведским лестницам и упражнялись в фехтовании.

Императорская публичная библиотека вызвала у Шамиля нескрываемый восторг. Тонкий ценитель книг долго осматривал богатейшее собрание, ходил из зала в зал и с трепетом брал в руки древние манускрипты, среди которых были Кораны и другие книги на арабском языке. Директор библиотеки подарил Шамилю роскошную рукопись Корана XVIII века, чем тронул Шамиля до глубины души. А представленные имаму иностранные издания о нем самом вызвали у Шамиля улыбку помещенными в них портретами, на которых он изображался в самых фантастических образах.

В библиотеке осталось несколько автографов Шамиля, один из которых гласил: «Смиренный Шамиль вошел в эту палату 15-го дня месяца раби ал-ула 1276 года хиджры (1 октября 1859 года)». Здесь же сделал приписку и его сын: «И смиренный Гази-Мухаммед, сын его, был с ним в это время». В другом похожем автографе Шамиль оставил дату своего рождения: «… а родился он в 1212 году».

Особое место во время пребывания в Петербурге заняли встречи Шамиля со светилом востоковедения членом-корреспондентом Петербургской и многих иностранных академий наук Мирзой Мухаммедом-Али (Александром Касимовичем) Казем-беком.

Почитая в Шамиле создателя Имамата и большого ученого, Казем-бек обсуждал с ним вопросы теологии, таинства тариката и особенности кавказского мюридизма. Казем-бек подарил Шамилю несколько манускриптов и пенсне, которое пришлось Шамилю как нельзя кстати. Их долгие беседы легли в основу книги Казем-бека «Мюридизм и Шамиль», вскоре опубликованной в журнале «Русское слово». Они остались друзьями, обменивались книгами и вели переписку. Но книгу Казем-бека Шамиль счел не во всем удачной, хотя профессор и называл Шамиля «героем и создателем героев».

Благородный облик Шамиля, его светские манеры и мудрая рассудительность произвели на петербуржцев самое доброе впечатление. На их традиционный вопрос, что понравилось Шамилю в России больше всего, он отвечал: «Любовь и уважение, которые питают подданные к своему царю». А когда его спрашивали, отчего Шамиль не закончил войну раньше, он говорил: «Я был связан присягой своему народу. Но теперь совесть моя чиста, весь Кавказ, русские и все европейские народы отдадут мне справедливость в том, что я сдался только тогда, когда в горах народ питался травою».

В день отъезда Шамиля из Петербурга публика переместилась со Знаменской площади на вокзал. Экипажи запрудили все улицы, проехать было невозможно и даже пришлось задержать поезд.

Карету Шамиля сопровождали поднятые шляпы и воздушные поцелуи. «Прощайте, Шамиль! Останьтесь с нами! Погостите еще у нас!..» — неслось со всех сторон, пока экипаж Шамиля пробирался к вокзалу.

Шамилю и его сопровождению был предоставлен вагон первого класса, разделенный на две комнаты.

Но публика так плотно обступила вагон, надеясь еще раз увидеть Шамиля, что без риска кого-нибудь задавить трогаться было невозможно. Тогда Шамиль взял стул и сел у открытого окна, благодарно покачивая головой.

Когда поезд наконец тронулся, из публики послышались крики: «Прощайте, Шамиль! Будьте здоровы! Скажите ему, что мы очень любим его!»

Желая поблагодарить за гостеприимство и внимание к своей особе, Шамиль просил передать петербуржцам: «Скажите им, что внимание их… доставляет мне такое удовольствие, какого я не испытывал при получении известия о победе в Дарго в 45-м году и какого не доставляли мне успехи 43-го года в Дагестане».

Кавказ перебирается в Калугу

10 октября 1859 года Шамиль прибыл в Калугу.

Он остановился в гостинице Кулона, которая тут же стала местом паломничества калужских обывателей. Ветераны, годами не казавшие носу из своих имений, и те явились в город, влекомые чрезвычайными известиями. Повидать Шамиля приходили и побывавшие у него в плену солдаты. Они кланялись имаму, а когда их спрашивали, отчего они это делают, отвечали: «Так ведь тем пленным и было хорошо, кто у Шамиля жил или где проезжал он. Забижать нас не приказывал, а чуть, бывало, дойдет до него жалоба, сейчас же отнимет пленного и возьмет к себе, да еще, как ни на есть, и накажет обидчика».

— Так он хорош был для вас, для пленных? — удивлялся Руновский.

— Хорош, ваше благородие, одно слово — душа! И даром, что во Христа не верует, одначе стоящий человек.

Имам сделал визиты к военному начальству и гражданскому губернатору В. Арцимовичу. Они тепло приветствовали почетного пленника и обещали сделать его жизнь в Калуге достойной его славы и подвигов.

Затем Шамиль посетил преосвященного Григория, епископа Калужского и Боровского. В семинарии ему подарили Евангелие на арабском языке. Шамиль внимательно прочел его, сверяясь с собственными книгами. Затем сказал Руновскому: «Тут много хорошего написано, только многого вы не исполняете». На это Руновский ответил, что мусульмане тоже не все исполняют, что написано в Коране, иначе палачу Шамиля не пришлось бы отрубить столько голов. Но с тем, что Бог у всех один, согласились и Шамиль, и Руновский. Как и с тем, что один у людей и дьявол-искуситель.