Книга Император Крисп - Гарри Тертлдав

— Да, запечатанный и магически, если угодно, — согласился Саркис. — Этот приказ не увидит никто, кроме тебя и, скажем, одного спафария… — он взглянул на Катаколона, — …пока его не вскроет дрангарий. И таким способом мы добьемся того, что главные силы окажутся в нужном месте и в нужное время.

— Спасибо, почтенный господин; ты запечатал глазок, через который подсматривал враг. Мы поступим так, как ты предлагаешь. Больше всего мне хочется, чтобы фанасиоты начали наконец реагировать на наши действия, а не наоборот, как было до сих пор. Теперь ради разнообразия пусть они разгадывают наши хитрости.

Крисп перевел взгляд с Саркиса на Заида, потом на Катаколона. Оба кивнули.

— А какой город ты выберешь для высадки? — спросил сын.

Саркис отвернулся от Катаколона, чтобы юноша не заметил, как он улыбается.

Однако от Криспа это не укрылось, и он мягко ответил сыну:

— Этого я тебе не скажу, потому что у моего шатра тонкие стенки, а я не знаю, кто ходит снаружи в пределах слышимости. Чем меньше мы станем болтать, тем меньше узнают наши враги.

— А-а, — протянул Катаколон, до которого еще не дошло, что все происходящее не есть сложная и запутанная игра. — Но разве ты не мог попросить Заида создать вокруг шатра зону неслышимости?

— Мог, — ответил Крисп. — Но не стал, потому что хлопот много, а толку от нее мало. Кстати, любой маг легко обнаружил бы эту зону и стал любопытствовать, что мы затеваем под ее прикрытием. А без нее все выглядит тихо, мирно и обычно, и никто не подозревает, что мы что-то затеваем, — а это наилучший способ провернуть что-либо хитроумное, если тебе этого хочется.

— А-а, — повторил Катаколон.

* * *

Сиагрий без предупреждения распахнул дверь и вошел в каморку Фостия.

— Вытаскивай свою императорскую задницу из постели, — прорычал он. — Тебя ждет работа.

Первой, еще сонной, мыслью Фостия стало облегчение — рядом с ним на тюфяке не лежала Оливрия. Следующей, когда в голове немного прояснилось, стало любопытство.

— Работа? Какая еще работа?

Он выбрался из-под одеяла, потянулся и попытался разгладить складки на тунике. Голова во сне тоже лежала неудачно: борода разлохматилась и местами стояла торчком.

— Спускайся, залей в себя немного вина и закуси кашей, тогда и поговорим, — буркнул Сиагрий. — Сейчас с тобой нет смысла разговаривать — у тебя до завтрака думалка не работает.

Поскольку это более или менее было правдой, Фостий ответил молчанием, постаравшись вложить в него как можно больше достоинства. Его могло бы оказаться и больше, если бы Фостий по-дурацки не замешкался, сражаясь с застежкой сандалии. Сиагрий нагло расхохотался.

— Как рука? — спросил он, когда они спускались вниз.

Фостий вытянул руку, потом согнул ее под разными углами и внезапно задержал дыхание от острой боли.

— Еще не зажила и заживет не скоро, но все идет к тому, что скоро я смогу ею достаточно хорошо пользоваться.

— Нормально, — отозвался Сиагрий и хранил молчание весь путь до кухни.

Если он надеялся возбудить у Фостия любопытство, это ему вполне удалось. Юноша справился бы с утренней порцией каши вдвое быстрее, если бы не терзал Сиагрия вопросами, но бандит, который больше пил свой завтрак, чем ел его, зловеще молчал, пока к ним за стол не подсела Оливрия. Фостий перестал сыпать вопросами, но есть от этого быстрее не стал.

— Ты ему уже сказал? — спросила Оливрия.

— Нет, он мне ничего не сказал, — возмущенно ответил Фостий; если бы любопытство было зудом, он сейчас чесался бы обеими руками.

Прежде чем ответить Оливрии, Сиагрий метнул в Фостия злобный взгляд:

— Не сказал ни слова. Пусть еще немного поварится в собственном соку.

— Все, с меня хватит, — заявил Фостий. — Что тут происходит, во имя владыки благого и премудрого? Что ты мне должен был сказать, Сиагрий? — Он знал, что проявляет слишком большое нетерпение, но ничего не мог с собой поделать.

— Ладно, мальчик, коли тебе настолько не терпится все узнать, то слушай, — смилостивился Сиагрий. Однако, вместо того чтобы начать рассказывать, он встал и нарочито неторопливо нацедил себе еще кружку вина. Фостий с немым возмущением взглянул на Оливрию, но та отмолчалась. Пошатываясь, Сиагрий вернулся, снова уселся, шумно хлебнул из кружки и лишь после этого изложил суть:

— Твой отец, парень, стал слишком умен.

Фостий слышал, как его отца называли по-всякому, но так — в первый раз.

— И что же он сделал? — осторожно поинтересовался Фостий.

— В том-то и дело — мы этого не знаем. — Судя по нахмуренной физиономии Сиагрия, можно было подумать, что он имеет полное право знать обо всем, что делает Крисп. — Он послал часть своего войска через Видесское Море, совсем как в прошлом году, когда мы тебя похитили. Однако на сей раз мы не знаем заранее, в каком городе он намерен высадить солдат.

— А-а, — протянул Фостий, надеясь, что отозвался глубокомысленно. Однако глубокомысленности ему не хватило, потому что пришлось задать второй вопрос: А какое это имеет отношение ко мне?

— Представь, что ты имперский солдат, — сказал Сиагрий. — Уже одно то, что ты им стал, означает, что ты тупица, верно? Ладно, а теперь представь, что ты сходишь с корабля на берег и готов выполнить то, что тебе прикажут, и тут появляется сын Автократора и говорит: ребята, в лед ваших офицеров, идите ко мне и становитесь на светлый путь. Что ты в таком случае сделаешь?

— Я… все понял, — протянул Фостий. И он действительно понял; окажись он и в самом деле настолько привержен светлому пути, как полагал Сиагрий, то мог причинить отцу немало вреда. Впрочем, он сразу заметил и другую проблему:

— Ты сказал, что не знаешь, в каком порту высадятся солдаты?

— Нет, этого мы не знаем. — Судя по его раздраженному виду, Сиагрий не лгал. — Но мы думаем — но только думаем, — что он попробует высадить их в Питиосе. Так поступил бы на его месте Ливаний. А он любит наносить удар в самое сердце.

Фостий кивнул; рассуждения Сиагрия показались логичными и ему.

— Значит, вы пошлете меня в Питиос? И я поеду один?

Сиагрий и Оливрия дружно рассмеялись.

— Нет, Фостий, — ответила она. — Хоть мы и достаточно убедились в том, что ты шагаешь по светлому пути, мы еще не настолько уверены в тебе, чтобы посылать одного. К тому же мы должны быть уверены и в том, что ты скажешь именно то, что должен сказать. Поэтому я поеду с тобой в Питиос… и Сиагрий тоже.

— Хорошо, — мягко отозвался Фостий. Он понятия не имел, как развернутся события, когда он окажется в Питиосе; он теперь не был даже уверен, на чьей стороне находится Оливрия, но предположил, что со временем выяснит и это. Зато в любом случае он твердо решил бежать. Эчмиадзин находился в самом сердце территории фанасиотов — даже если Фостий сумеет выбраться из города, его поймают очень быстро.