Книга Московские обыватели - Михаил Вострышев

В России началу упорядоченного собирания статистических сведений послужил указ 1802 года, которым министр внутренних дел обязал губернаторов доставлять ему данные о численности населения, количестве каменных и деревянных домов и прочие цифры, без которых невозможно вдумчиво и умело управлять государством.

В середине XIX века в статистику пришли профессионалы и лучший из них — Василий Иванович Орлов. Когда он скоропостижно скончался в 1885 году, на его место руководить Статистическим бюро Московского губернского земства был приглашен Н. А. Каблуков, проработавший в этой должности без малого семнадцать лет. Николай Алексеевич видел за цифрами множество проблем жизни народа, особенно его беднейшей части, о чем постоянно писал статьи для газет «Земство», «Московский телеграф», «Русский курьер» и журналов «Русская мысль», «Юридический вестник», «Русское богатство». Он преподавал в Московском университете, Практической академии коммерческих наук, Университете А. Л. Шанявского, на Высших женских курсах и Пречистенских курсах для рабочих. На квартире Николая Алексеевича и его жены Мины Карловны (автора исследования о женских кустарных промыслах в Московской губернии) по субботам собиралось человек двадцать — тридцать для беседы, большей частью университетская молодежь. Среди частых посетителей были также Д. Н. Анучин, Н. А. Златовратский, В. О. Ключевский, А. Н. Эртель.

В течение восемнадцати лет с 1894 года Каблуков состоял гласным Московского уездного земства, с 1899 года исполнял должность товарища председателя статистического отделения Московского юридического общества, с 1882 по 1897 год был экзекутором (заведующим хозяйством) студенческого общежития Московского университета.

Чтобы собирать сведения о жизни простолюдинов, надо понимать и уважать их, иначе с тобой никто говорить не станет. Уже двенадцатилетним мальчиком Каблуков покинул родное село Марфино Московского уезда и жил в Москве попеременно то у дяди — управляющего крупной торговой фирмой, то у тетки — содержательницы портновской и шляпной мастерской, где наблюдал жизнь торговых служащих и ремесленников. Потом учеба в Четвертой гимназии, Московском университете, служба в Пензенском окружном суде, поездки по уездным городам в качестве защитника по уголовным делам, командировка на два года за границу для усовершенствования знаний и опять постоянные разъезды по российской глубинке ради любимого дела, которое многим казалось нудным и бесполезным — сбор статистических сведений. Дело это, несомненно, не только ненужное, но даже вредное, если им занимается политик, подгоняющий цифры под свои теоретические рассуждения, или ваятель всевозможных современных рейтингов. Но Каблуков был ученым, всецело преданным своей науке, и говорил о своей деятельности: «Я всегда был далек от того, чтобы сознательно подгонять факты или не обращать внимания на те из них, которые противоречат мнению или заключению, которое мне больше бы нравилось, и очень настойчиво всегда предупреждаю своих учеников об опасности поддаться своему субъективному предвзятому мнению».

Книги и таблицы Николая Алексеевича Каблукова и прежде, и ныне, и в будущем будут важным источником для изучения состояния Москвы и России в целом в предреволюционные десятилетия. Не угасает и надежда, что возродятся и станут привычными его принципиальные взгляды на статистику, которая нынче напоминает плутовские махинации с цифрами и именами.

Ясная погода души. Юрист и общественный деятель Михаил Васильевич Духовской (1850–1903)

— Слышали, Духовской умер?

— Что вы? Не может быть!

— Какое несчастье для Москвы!

Духовской слыл одним из самых популярных людей в городе. Нет, он не был ни талантливым артистом, ни щедрым меценатом, ни известным коллекционером, ни опытным врачом, ни даже грозным полицмейстером. Таких людей, как он, в Москве знали и любили. Хотя им обычно не ставят памятники, не отмечают их юбилеи, их имен не встретишь в энциклопедиях. Когда сменяются поколения, о них просто-напросто забывают, как о чем-то обыденном, недостаточно изысканном и не отличающемся экстравагантностью. Но сейчас, спустя сто лет после его смерти, обществу так не хватает его слов и дел.

Духовской писал, как будто предвидя будущее России: «Дурное политическое устройство страны, дурной экономический быт, дурное воспитание, дурная нравственность — вот те причины, благодаря которым совершаются большинство преступлений». Он боролся против унижения человека вне зависимости от сословий. А значит в первую очередь против унижения бедного простолюдина.

…Зимний вечер. Большая аудитория Московского университета освещена двумя-тремя электрическими лампочками. Темновато и на кафедре, где стоит профессор уголовного права Духовской. Он весел, шутит со студентами и, как никто другой, терпим к свободе мнений своих учеников. Ведь чистый специалист — человек ограниченный, набор технических сведений и терминов. Прежде чем стать специалистом, нужно быть человеком. Что и доказывал Духовской на собственном примере, всегда отказываясь участвовать в громких уголовных процессах и берясь исключительно за гражданские дела, которыми пренебрегали знаменитые присяжные поверенные. Вся его жизнь — это деятельное стремление доставлять счастье другим.

Весной 1883 года его избирают первым председателем открытого по его инициативе Общества попечения о неимущих и нуждающихся в защите детей. «Нам нужны прежде всего активные, преданные делу и энергичные люди, — выступал он перед членами нового общества, — а материальные средства явятся сами собой, как логический и неизбежный результат деятельности». Через год общество уже имело двести работников, отвечающих этим стандартам, и работа закипела, и деньги нашлись.

В 1895 году он принимается еще за одно начинание — становится председателем Пречистенского попечительства о бедных. И вскоре пречистенская часть Москвы покрылась сетью приютов, новых школ и мастерских для обучения рабочим профессиям. Ни Духовской, ни его коллеги не ждали, когда к ним придут нищие просить милостыню, пристанище или лечебную помощь. Они сами обошли всех окрестных бедняков, считая, что главное — выявить особо нуждающихся и постараться помочь им на дому. Познакомившись с бытом так называемых каморочно-коечных квартир, Духовской предоставил в Московскую городскую думу доклад, в котором требовал лучшего устройства жилищ для бедных. «Поразительно, — писал он в докладе, — что такие дома, являющиеся гнездами заразы, находятся не только на окраинах Москвы, но и в самом ее центре. Таким образом, эти гнезда — кругом нас, ими окружены дома центрального управления, они рядом с зеркальными окнами, украшающими лучшие улицы столицы. Беднота часто живет в одних домах с богатыми людьми, мимо их жилищ двигаются ежедневно тысячные толпы. Надо ли доказывать, что вопрос об уничтожении этих гнезд заразы есть вопрос жгучей, безотлагательной потребности, что о нем не вправе забыть ни один из жителей Москвы?..» Не прошло и двух-трех лет, как по выработанному Духовским плану и типу стали строить улучшенные дома для бедных, многие из которых существуют и поныне. Помощь бедным, по мнению Духовского, должна стать центральным делом городского управления. И главное внимание следует уделять предупредительной благотворительности, нужно предотвращать скатывание общества в бедность, а не бросать, когда уже поздно, нищему подачку.