Книга Хроника потерянного города. Сараевская трилогия - Момо Капор

9. 22. Для чего, Господи, стоишь вдали, скрываешь Себя во время скорби? 23. По гордости своей нечестивый преследует бедного: да уловятся они ухищрениями, которые сами вымышляют. 24. Ибо нечестивый хвалится похотью души своей; корыстолюбивец ублажает себя. 25. В надмении своем нечестивый пренебрегает Господа: «не взыщет»; во всех помыслах его: «нет Бога!».

Помолимся и за покойных сараевских любовников, убитых 18 мая 1993 года на мосту Врбаня, между турецким и сербским берегами.

Их называли сараевскими Ромео и Джульеттой, но любовникам из Вероны, которых и поныне оплакивает весь мир, было куда легче. Прежде всего, те были итальянцами и католиками, оба были родом из схожих патрицианских семейств.

Вражда Монтекки и Капулетти была детской игрой по сравнению с кровавой враждой обоих берегов Миляцки, где с одной стороны зарылись в окопы сербы, а с другой аж четыре армии: Санджакская, Хорватское вече обороны, воинские формирования спецслужб и, наконец, армия сараевских мусульман.

Девушка звалась Адмира Исмич, мусульманка, молодой человек Бошко Бркич был серб. Оба родились в 1968 году, им было по двадцать пять. Как только началась война, они, как и многие другие, мечтали убежать из города.

Парню все труднее и труднее было оберегать свою любовь в городе, охваченном ненавистью, и беспечно прогуливаться по улицам, где на каждом углу, прислонившись к стенам, торчали молодые, коротко стриженные бездельники в камуфляже и с серьгами в ушах, расчетливо поигрывая оружием и дерзко поглядывая на прохожих, особенно если среди них попадались красавицы вроде Адмиры. И в мирные годы, до войны, в Сараево было полным-полно немых угроз и смертельных ловушек для тех, кто дерзнул стать не таким, как все. Улица, для которой достоинство и воспитание были смертельными врагами, располагала тысячью способов оскорбить их, пригрозить и унизить. Бессовестный мат вслед парню, провожающему красавицу, подножка, даже удар в спину – вот что грозило каждому, кто отваживался продемонстрировать городу исключительное счастье своей любви. В первый же год войны, когда Сараево захватили вооруженные орды уголовников в камуфляже, такое поведение получило молчаливое одобрение властей. Быть молодым сербом и прогуливаться по городу с мусульманской красавицей автоматически означало подписать самому себе смертный приговор. Разве не Макс Лубурич, последний комендант Сараево, в апреле 1945 года хватал посреди улиц городских красавиц, затаскивал их в свой «мерседес» и увозил на пресловутую виллу в Скендерии, где их следы терялись навсегда? Во время последней войны существовало множество частных тюрем, публичных домов, битком набитых похищенными сараевскими красавицами. Городом единолично правил Исмет Байрамович по кличке Череп, довоенный уголовник. В подвалах его штаба на Бистрике и в окрестных ямах обнаружили сотни изуродованных трупов. Сараевские власти использовали старую османскую стратегию: в первые годы войны полностью развязали руки городским уголовникам, выпущенным с этой целью из тюрем и депортированным из Европы, чтобы уничтожить как можно больше сербов, после чего их также уничтожили, свалив всю вину за учиненные преступления на них.

Так перед всем миром власти остались совершенно чистыми.

Точно как в сараевских легендах о страшных пашах и бегах, которые иногда совершали добрые дела, чтобы распространить о себе хорошие вести, так и Череп, похоже, согласился помочь девушке уехать из города со своим сербским парнем, взяв с нее за услугу, говорят, восемнадцать тысяч дойчмарок. На самом ли деле он хотел помочь им или просто отказался что-либо предпринимать – навсегда останется тайной; однако наверняка подсказал им, когда следует рвануть по мосту Врбаня – в этот момент подкупленные снайперы должны были отвернуться.

9. 29. сидит в засаде за двором, в потаенных местах убивает невинного; глаза его подсматривают за бедным; 30. подстерегает в потаенном месте, как лев в логовище; подстерегает в засаде, чтобы схватить бедного; хватает бедного, увлекая в сети свои; 31. сгибается, прилегает, ― и бедные падают в сильные когти его…

И этой ночью, когда стоя молюсь в хиландарской церкви, ноздрей моих касается теплая струйка той майской ночи – гниловатый запах реки, в которой разлагаются убитые скуки ради собаки и кошки, старые матрасы и сожженные автомобильные шины, и я слышу ее убаюкивающий ток.

Вынырнув из тьмы, сараевские любовники побежали на сербскую сторону. Но Сараево не любит сказки с хорошим концом, а еще больше не терпит, когда кто-то счастливо вырывается из его паутины. Несмотря на уговор (если таковой вообще существовал), выстрелы с мусульманской стороны настигли молодых любовников и они рухнули друг на друга ровно на ничьей земле.

Они лежали там целых шесть дней, с 18 по 24 мая, а над их телами гремели дуэли снайперов. Родители наблюдали за их последними объятиями: Адмирины – с турецкой, Бошко – с сербской стороны. Равно как многочисленные иностранные корреспонденты и телерепортеры – когда воюющие стороны позволяли им высунуться из укрытий. Ночами мусульмане забрасывали трупы мертвых любовников «коктейлем Молотова» – чтобы скрыть следы преступления перед мировой общественностью, которая попыталась сотворить из этой любви новых Ромео и Джульетту, что-то вроде миротворческой сентиментальной мелодрамы о примирении враждующих сторон перед лицом смерти, не подозревая о коварстве города, убившего их, как и многих других, задолго до смерти этих несчастных. Собственно говоря, молодые любовники бежали не на какую-то определенную сторону – они направлялись к сербам только потому, что оттуда можно было свободно отправиться куда угодно. Они бежали из Сараево, из этого вместилища олицетворенного зла.

Но мировая общественность не отметила одну важнейшую деталь, которая характерна только для этого места, и никакого другого. Несмотря на огромную опасность, кто-то в эти дни сумел незаметно подобраться к мертвым и не только прибрать к рукам их скромный багаж, но и обчистить карманы. Вот почему даже в трагедии Сараево никогда не сравняется с Вероной. Несмотря на все старания, бутылки с бензином не долетели до трупов, и на шестую ночь сербские бойцы под командованием сержанта Марко Топича, рискуя собственной жизнью всего в двадцати пяти метрах от мусульманских окопов, сумели перетащить мертвецов на свою сторону и похоронить их на кладбище Вранеш в Лукавице, в одной могиле, вырезав их имена на общем кресте.

9. 32. говорит в сердце своем: «забыл Бог, закрыл лице Свое, не увидит никогда». 33. Восстань, Господи, Боже [мой], вознеси руку Твою, не забудь угнетенных [Твоих до конца].

В марте 1996 года счастливые обитатели глобальной телевизионной деревни получили возможность несколько раз очнуться от приятной дремоты и увидеть сцены, которых еще не знавала история современного человечества. Они смотрели, как сараевские сербы выкапывают гробы с останками близких и как грузят сырые деревянные ящики на машины и сиротские телеги, пристраивая их рядом с домашней утварью, а снег в это время покрывал их траурной белизной.

Напрасно священники уговаривали прихожан не выкапывать гробы, утверждая, что души покойных уже в царствии небесном, так что совершенно неважно, где покоятся их бренные останки. Не помогло, никто их не слушал.