Книга Обреченность - Сергей Герман

С вечера в месте расположения сотни появились женщины. К полуночи большинство казаков перепились. В ночной тишине звучали песни, слышался бабий визг. До поздней ночи в селе слышался мужской хохот и посвист. Темны боснийские зимние ночи. На черном бездонном небе в безмолвии светил одинокий рогатый месяц, отражаясь в текучей быстрине Савы.

Ночью сквозь сон Муренцов вдруг услышал четкий одиночный выстрел, за ним короткую очередь пулемета на перевале та-та-та, а затем беспорядочную винтовочную стрельбу. Горы отозвались громким эхом.

Распахнув дверь, он увидел, что весь противоположный склон вспыхивает огоньками выстрелов. На крыше дома зазвенела разбитая пулями черепица. Спешно натянув непросохшие сапоги, схватив в одну руку шинель, в другую винтовку и пояс с подсумками, Муренцов сбежал по ступенькам крыльца во двор. Следом за ним застучали каблуками казаки его отделения. Правее от двери стоял только что вернувший есаул Щербаков и резким нервным голосом что-то выговаривал вестовому. Увидев Муренцова, он махнул ему рукой, приказывая подойти.

– Вы, Сергей Сергеевич, возьмите взвод Нестеренко и поддайте жару краснюкам! Их пулеметчик засел во-ооон на той горушке. После того как подавите огневую точку, закрепитесь и ждите подкрепление.

Взвод уже построился. Предстояло подняться к перевалу по узкой тропинке, круто идущей вверх по обстреливаемому противником скалистому склону.

– Взвод, перебежками по одному, за мной! – скомандовал Муренцов и, поднявшись на дорогу, побежал вверх по тропинке. От осознания опасности поле зрения как-то сузилось, но зато теперь Муренцов видел все предметы исключительно четко. На середине подъема кончились силы, и казаки было залегли, чтобы перевести дух, но лежать на земле, зная, что тебя вот-вот нащупает пулеметная очередь, было очень неуютно. Пули чмокали и рикошетили от скалы, подымая светлые столбики известковой пыли.

Взвод вскочил и тяжело дыша затопал наверх.

Казаки чувствовали себя неважно, ночью изрядно выпили. А тут пришлось с утра бегать по горам. Придерживая руками ерзающие на спинах винтовки, они рысцой выскочили на дорогу. Залегли у левой обочины за перегибом отходящей на запад тропы и оказались сразу на линии огня. Выше и правее бил короткими очередями пулемет. Муренцов быстрым, нервным шепотом приказал уряднику – беспокоить пулеметчика беглым огнем, изобразить видимость атаки, а сам, вжимаясь в землю, пополз в сторону, ища место, с которого можно было достать пулеметчика. Вот тут и пригодилась прежняя военная сноровка. Партизанский пулеметчик работал умело. То справа, то слева от куста на несколько мгновений показывался кончик его пилотки, сразу же гремела очередь – и пилотка исчезала. Муренцов выпустил три патрона, стараясь успеть взять его на мушку, но каждый раз опаздывал. По-видимому, пулеметчик заметил, что на него началась охота, и несколько очередей легли в двух шагах от Муренцова. Комочки мокрой черной земли полетели ему в лицо. Следующая очередь просвистела над головой, и огонь снова был перенесен на дорогу, из-за которой вел стрельбу взвод. Басисто рокотал пулемет, пули ломали ветки кустарника, густо росшего по склонам, откалывали и раскидывали каменную крошку. Муренцов оглянулся. Необходимо было принять какое-то решение.

Слава Богу, кроме пулеметных очередей и винтовочных выстрелов казаков – больше не стреляли. Значит, основные силы партизан пока еще не подошли. Очень важно было опередить противника и занять вершину до подхода партизан, так как оттуда их пулеметчики могли перестрелять всю сотню. Эти мысли промелькнули в сознании Муренцова в какую-то долю секунды.

В узкой щели, проточенной ливневыми потоками, стекавшими со склонов горы, пролегала тропа. По краям ее прикрывали заросли кустарника. Щель змеилась по склону среди цепких кустов терновника и давала достаточное укрытие крадущемуся по ней человеку. Муренцов повернул голову к лежащим за обочиной казакам, прикрыв ладонью рот, крикнул вполголоса:

– Хлопцы, я наверх. Прикройте.

Вжимаясь в землю, где ползком, где сгибаясь в три погибели, двинулся вверх по склону. Под ногами шуршали небольшие камни, подошвы сапог скользили по влажной от росы земле, сбивая дыхание. Через полчаса он был уже у самого верха. Повернув голову, заглянул за скалу. Поднимающееся солнце ударило в глаза. В этом слепящем оранжевом мареве он увидел два черных силуэта, лежащих на плоском камне, шагах в двадцати, россыпь стреляных гильз, пулеметные ленты в коробках. Муренцова они не видели. Он опустил мушку чуть ниже затылка правой фигуры и нажал на спуск. Сухо ударил винтовочный выстрел. Приклад резко ударил в плечо. Запахло пороховым дымом. Он тут же передернул затвор. Выбросил на снег пустую гильзу и снова прижал приклад, ловя на мушку второго. Тот только успел удивленно повернуть к нему голову – и так и замер. Пуля ударила в спину. Скрючился, ноги подтянул к животу. Мертвые пулеметчики лежали внизу. Муренцов спрыгнул на пулеметную площадку. Под ногами катались стреляные гильзы. Муренцов поразился внешнему сходству пострелянных пулеметчиков. Тот, что постарше, еще дышал. Муренцов перевернул его на спину, расстегнул на его груди сербскую солдатскую куртку и увидел синеву татуировки… заход солнца и море, по которому плывет кораблик.

Раненый захрипел. Он силился что-то сказать, но при каждом выдохе на губах выдувались кровавые пузыри. Наконец он затих. Муренцов закрыл ему глаза. Как только пулемет умолк, взвод с криками, задышливым хеканьем и матом рванул вверх. Когда запыхавшиеся казаки добежали до площадки, на которой лежали убитые пулеметчики, они увидели Муренцова, сидящего на камне, задумчиво курившего сигарету.

– Ну у тебя и нервы, Сергеич. Двух человек ведь убил в одночасье, а у самого и ус не дрогнул. Суровый ты человек, судя по всему, – сказал ему урядник, уважительно покачивая головой.

– Эх, братец ты мой, ты еще не видел тех, кто в штыковую ходил. Вот после этого жалости у человека точно не остается.

За спиной тянулся гребень, по которому и пришли пулеметчики. На противоположном конце стоял одинокий дом, возле которого наблюдалось движение людей. Казаки развернули пулемет в направлении дома. Не прошло и несколько минут, как на гребне появилась цепь партизан. Беглым шагом они направились в сторону пулемета. Муренцов дал команду:

– По красным – огонь!

Ударил пулемет. Сначала короткие пристрелочные. Трассирующие пули, заряженные через четыре на пятый, нащупали цель и искрили, рикошетя от камней. Затрещали винтовочные выстрелы.

Партизаны скатились за гряду и залегли, три человека остались лежать на тропе. Со стороны партизан велся беспорядочный огонь, и пули свистели над головами казаков. Коротко вскрикнул раненый казак.

Снизу подошел еще один взвод. Двух казаков из взвода притащили на плащ-палатках. У одного было ранение в бедро. Второй был мертв. Уже немолодой рыжеусый казак лежал неподвижно, вытянувшись во весь свой рост и запрокинув стриженую голову. На нем не было ни каски, ни пилотки. Пуля угодила прямо в переносицу. Муренцов наклонился над убитым, спросил:

– Кто?

– Протасов Петро. Ты его должен по Польше помнить, – ответил урядник. – Из донцов. Все время о сыне рассказывал.