Книга Капер Его Величества - Михаил Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тем не менее…
– Менее, значительно менее. Вы заставили меня вываляться в коровьем навозе.
– Не преувеличивайте.
– А теперь вы заставляете меня лечь с ним в постель!
Наступило молчание.
Губернатор тщательно вытер полотенцем лицо и шею.
– Насколько мне известно, ложиться в постель с мужьями приходится многим женщинам.
– Вы прекрасно знаете, что он мне не муж.
Лорд Белломонт снова взялся за полотенце.
– Часто женщины попадают в постель к мужчинам, с которыми не состоят в браке.
– Перестаньте паясничать, милорд.
– Тут, правда, надобно подразделить. Иногда после совместного пребывания в постели мужчина платит женщине, иногда нет.
Если бы губернатор мог видеть в полумраке, он бы рассмотрел, как побелело лицо гостьи.
– Вы намекаете на мою прошлую жизнь, милорд?
– Я занимаю слишком высокий пост, чтобы унижаться до намеков.
– Значит, вы хотите сказать, что готовы мне заплатить за тот ужас, который предлагаете мне пережить? Губернатор вяло улыбнулся:
– И вы и я шли с разных сторон к этому месту в разговоре. Теперь давайте объяснимся.
– Тысяча фунтов.
– Помилуйте, чтобы заработать такие деньги в заведении у мамаши Симаш, вам бы пришлось обслужить всю французскую армию. И не один раз.
– Тысяча сто фунтов. И деньги вперед.
Губернатор поднял одну из подушек, которые он пропитывал своим болезненным потом, и вытащил большой кожаный кошелек. Положил его на грудь себе. Закрыл глаза. Тихо произнес:
– Семьсот гиней.
– Тысяча двести фунтов.
– Ни фартинга больше!
Капитан Кидд был счастлив. Настолько счастлив, что не обращал внимания на происходящее вокруг. А происходили малоприятные вещи. К нему в камеру вошли двое крупных мрачных мужчин в кожаных фартуках и с черными кулаками. Они потребовали, чтобы он предъявил им свои руки.
Кидд с охотой предъявил. Нате, мол, берите.
Несколькими умелыми движениями кузнецы закрепили на его запястьях стальные манжеты, соединенные грубой цепью.
В первый момент капитан немного удивился, а потом вспомнил, что Камилла предупреждала его об этом. Уже после всего, когда они лежали рядом, она долго и жарко ворковала ему на ухо, объясняя ему, как он должен вести себя во время путешествия в Лондон.
Да, там было что-то про кандалы. Она сказала, что губернатор как должностное лицо не может содержать его по-другому. Его могут заподозрить в особом отношении к преступнику.
Кандалы так кандалы!
Ради Камиллы, родной, любимой, необыкновенной Камиллы, он готов был принять вериги и во сто крат тяжелее. Какая женщина! Кидду приходилось, и многократно, общаться с особами противоположного пола, но он и представить себе не мог, что среди них встречаются такие постельные ангелы. Ему было лестно, что его жена так хороша и любвеобильна. Кроме того, ему было приятно, что такая роскошная и любвеобильная женщина именно его жена.
Нет, не зря он два года искал для нее этот алмаз, как можно было позволить зачахнуть и умереть такой красавице! Бог с ними, с этими дураками, которые утверждают, что он привез кусок какого-то хрусталя вместо «Посланца небес». Они думают, что обманули его, отобрав у него камень и присвоив себе. Но он-то знает, что обмануты как раз они.
Из тюрьмы его под усиленным караулом отвезли в специальной карете в порт.
Ливингстон испросил разрешения у губернатора попрощаться со своим другом.
Прощание произошло у трапа.
Прощание было торопливым, скомканным, почти нелепым.
В глазах у торговца стояли слезы.
Капитан являл собой пример полного физического и морального благополучия.
Ливингстон крепко обнял друга:
– Прости меня, Уильям.
– За что? – настолько искренне спросил капитан, что торговец заскрипел зубами.
– Прости. Есть за что. Хотя бы за то, что я не могу тебе ничего рассказать.
Кидд широко улыбнулся и похлопал друга по плечам ладонями скованных рук.
– Присматривай за Камиллой. Ей будет нелегко без меня. Присматривай.
Ливингстон мрачно опустил голову:
– Прощай.
– Прощай, друг. Все же немного щемит сердце, из-за того что она не сможет прийти в порт. Но так надо, я считаюсь преступником, и от этого никуда не уйти.
Ливингстон тяжело кивнул, слепым движением надел шляпу и, развернувшись, пошел прочь.
Солдат подтолкнул капитана к трапу.
Поместили его так, как должны были поместить настоящего преступника. В темной квадратной конуре высотою всего пять футов. Разогнуться было невозможно. Кандалы тоже невероятно мешали. Кормили капитана также отвратительно. Казалось бы, в этой части лорд Белломонт мог сделать послабление и посылать пищу со своего стола, тем более что его самого мучило несварение. Но губернатор боялся хотя бы даже этим выказать свое особое отношение к преступнику. Кто знает, может быть, среди членов команды есть шпионы и наушники, и какая-нибудь куриная ножка может стать сильнейшим аргументом во время слушания дела в суде или при докладе его в палате общин.
Тяготы своего положения Кидд переносил с легкостью. Он грезил. Если во время предыдущего своего плавания он мечтал о встрече с возлюбленной, то теперь упивался воспоминаниями о последнем свидании.
Губернатора изводила качка в его роскошной каюте. Как ни странно, он чувствовал себя несчастным и брошенным. Странно-романтическое название корабля «Одинокое сердце» он считал созвучным своему состоянию, и ни на секунду не приходило ему в голову, что оно имеет большее отношение к пассажиру из затхлого трюмного ящика.
У матросов «Одинокого сердца» капитан Кидд пользовался популярностью.
Все, оказывается, о нем слышали.
Кто-то – о фантастических его победах в сражениях с французами во время последней войны Вильгельма Третьего с Людовиком Четырнадцатым.
До кого-то доходили слухи, что парень из темной каюты в трюме чем-то насолил то ли парламенту, то ли правительству. Это само по себе вызывало уважение и интерес.
Были и такие, кто связывал его имя с громадными золотыми кладами, покоящимися на далеких островах в Индийском океане. Эти были настырнее всех.
Они начали по вечерам, подкупив часового, собираться у дверей его камеры и беседовать.
Кидду, как всякому нормальному человеку, надоедало сидеть почти в полной темноте, и он радовался возможности развлечься светом свечи. Дверь была решетчатая ради вентиляции.
