Книга Клей - Анна Веди

– Давай, – отвечает Ангелина, улыбаясь про себя по поводу «одного возраста», зная, что значительно старше его, и отмечая тонкий еврейский комплемент.

В другой раз она бы скорчила гримасу от дифирамбов. Давно уже не любит эти восхваления, восхищения её внешностью и другими данными. Она сразу представляет себя оскалившейся овчаркой.

За чаем они вполголоса беседуют, о Земле, о Микзе, о делах друг друга. Он говорит тихо, осторожно подбирая слова, словно боится спугнуть синюю птицу удачи, сидящую на его плече. Внешне Гамерман ничем не примечателен, его лицо даже сложно запомнить, тем не менее, он притягивает своей внутренней силой. И этот дисбаланс внешнего и внутреннего настолько разителен, что Ангелина, сразу отметив это, с удивлением и интересом наблюдает за трейдером. На Микзе она привыкла, что привлекательная внешность отражает красоту и силу внутреннего мира. А сейчас оказалось, что внешность вообще никак не характеризует человека.

– Ну, что, ты готова? Двинулись? – спрашивает он, когда допили чай.

– Да, почти готова, – отвечает Ангелина, убирая термос и чашки в рюкзак, который трансформирует в меньший объём и снова пристёгивает к запястью, бодро поднимаясь с пенька.

В доме по-прежнему тишина, а теперь ещё и темнота. Хотя и до этого горело всего-то несколько окон. Из соседнего дома выходит старенькая женщина и, опираясь на палочку, зачем-то смотрит на небо, что-то бормоча себе под нос, недовольная отключением электричества. Постояв так с минуту, возвращается обратно в дом.

– Что случилось со светом? – очнувшись ото сна, спрашивает слабым голосом София.

Ей никто не отвечает. Она тянет руку и ногу, тормоша своих прилипших соседей, …и отклеивается от Оливера. Слышен шлепок, и у Софии возникает ощущение свободы в ноге. С внезапно проснувшейся надеждой она сильнее тянет приклеенную руку на себя… Но нет. Они с рыжим по-прежнему плотно приклеены, хотя область склейки уменьшилась. Сам китаец никак не реагирует на толчки Софии. Видимо, крепко спит. Все так безумно устали и настолько истощены, что нет сил ни шевелиться, ни разговаривать.

– Отключили свет, – отзывается Макс. – И если вы меня отпустите, я схожу посмотрю, что случилось и, возможно, исправлю.

– Не дождёшься, – сухо говорит София, стараясь вложить в голос побольше злости. – Мы столько мучились, теперь и ты помучайся.

В комнате темно, и даже привыкнув к темноте, сложно различать фигуры. Жуть, да и только. Все спят. Софию передёргивает озноб от страха, но мысль о том, что с ними вряд ли может случиться что-либо ещё более страшное, чем сейчас, несколько успокаивает её, и она, закрыв глаза, снова проваливается в сон.

В это время просыпается Оливер, вернее, выходит из забытья и ощущает свободу в теле. Он машинально ведёт ногой и понимает, что она свободна. Он снова свободен! Бодро встаёт, но слабость не даёт выпрямиться, и он на полусогнутых дрожащих ногах медленно направляется в сторону двери. Судя по всему, замок магнитный, кодовый. Будить Макса означает разбудить всех, а он не хочет прерывать посапывание и похрапывание утомившихся людей. Неизвестно, что будет после их пробуждения, возможно, главное сражение. На здравый рассудок пленников рассчитывать не приходится. Он на ощупь пробирается к столу и берёт стакан с водой, пьёт, но тут же выплёвывает, так как вода протухла. Ко всему прочему, они уже вторые сутки без питья и третьи без еды.

Оливер размышляет. Значит, он прожил все эмоции, раз они с Софией отклеились, и скорее всего это была эмоция стыда, которая оказалась общей в их рассказах. Но София до сих пор склеена с рыжим, какая же у них общая непрожитая эмоция? Неизвестно. Рыжий скрытничает и ничего не рассказывает о себе, лишь то, что его очень любили в семье. А может, это гиперопека? Такое часто случается в семьях, из-за чего дети вырастают эгоистичными и требующими удовлетворения только своих потребностей. С одной стороны, это неплохо, среди таких людей много диктаторов и руководителей, они двигают экономику страны, вырабатывают политическую линию. Однако, куда привел этот экономический и политический строй в итоге? Известно куда. В яму, на дно, откуда теперь вряд ли выбраться.

Так Оливер размышляет и крепится, чтобы не заснуть. Снова потерять бдительность в опасной обстановке он считает безалаберностью и большой неосторожностью. В этой среде надо быть начеку, – среди неизвестных людей, мечтающих выжить и готовых на всё, даже на иррациональные действия. Впрочем, как и он. Но Оливер уверен, что у него есть принципы, и он никогда не стал бы кусать другого человека и уж тем более откусывать его плоть. Но рассчитывать на то, что и все остальные останутся высоко моральными и адекватными, не приходится. Недавние события показали, как быстро люди могут потерять человеческий облик, забыть о социуме, полностью подчинившись инстинктам.

Стресс способен ввергнуть человека в панику, превратить в животное, совершенно неразумное и, уж конечно, не осознающее себя. Хотя об осознанности и говорить не стоит. На планете за последние 100–200 лет процент осознающих себя людей не очень увеличился. Несмотря на то, что психология активно развивается, она перешла в область какой-то творческой дисциплины и большинством не воспринимается серьёзно. Всё больше и больше людей считают себя психологами по жизни, полагаясь на свой интеллект и ещё что-то там, например, на способность сопереживать. И они направо и налево дают советы, искренне веря в непогрешимость своих выводов и тем самым нанося вред не только окружающим, но и себе, поскольку они выстраивают логические цепочки, глядя на ситуацию через призму своей проекции. Ведь психолог – это серьёзная профессия, а вовсе не то, что они имеют в виду. Всё намного сложнее.

Невозможно самостоятельно постичь пласты своего сознания и эмоций. Это нереально. Так же как невозможно вывернуть себя наизнанку физически. В йоге человек может достичь определённого уровня. Например, научиться стоять на голове, и то, с помощью мастера. А нужно ли это большинству? Зачем? Зачем выворачивать себя наизнанку? Ради чего? Например, врачи, чтобы диагностировать болезнь, берут анализы, делают рентген. Анатомия, физиология – это физическая изнанка. Пока врач не знает, что внутри, он не может назначить лечение. С психологией точно так же. Надо знать, что внутри, тогда можно вылечить. Каждый человек неповторим, как узоры на ладони и анализы крови. Но человек часто пренебрегает анализом своей души, эмоций и сознания. Ничего же не болит, разве что повышенная тревожность и маниакальное состояние. И если это в пределах нормы, не превышает границы, то можно функционировать, ходить на работу. Большинство не видит в этом состоянии проблему. Некоторые даже умудряются при этом натягивать улыбку и делать счастливое лицо. Фокусники-инвалиды.

– Развяжи меня, ведь только я знаю код доступа и смогу открыть дверь, – то ли грозит, то ли умоляет Макс.

От его голоса Оливер невольно вздрагивает, оторвавшись от мыслей, и вяло поворачивает голову на звук.

– Кстати, могу тебя поздравить с тем, что ты расклеился, – в голосе Макса слышны довольные нотки. – Значит, моя теория верна.

– Если быть точным, это не твоя теория. Учёные предположили это уже давно. Просто у них нет возможности устроить живой эксперимент, насильственно склеить людей и заставить их прожить эмоции, чтобы наблюдать, – презрительно произносит Оливер. – А на животных эксперименты невозможно провести, ввиду отсутствия самосознания у последних.