Книга Государева охота - Елена Арсеньева

Алекс невольно отступил и прижал левую руку к груди. Пальцыскользнули по гладкому шелку... карман камзола был пуст!

Выронил? А Кейт подобрал?

В памяти вспыхнуло ощущение рук, сначала стиснувших Алексамертвой хваткой, потом накрепко перехвативших его за локти... Это Кейт вытащил флакон,когда разнимал дерущихся! Но почему решил показать его Алексу именно теперь, врешающий момент схватки? Чтобы отвлечь его внимание? Но это значит... значит...

Правая рука Алекса дрогнула и на миг отстранилась от грудиКаскоса.

В последнем, отчаянном усилии борьбы за жизнь Каскос резковыбросил шпагу вперед. Пышный манжет задрался, обнажив запястье. Острие,скользнув вверх по плечу Алекса, вонзилось в его горло — чуть левее подбородка,как раз там, где напряженно билась жилка.

Кровь брызнула так резко, что обагрила бы кисть рукиКаскоса, однако она была надежно скрыта гардой, и всего лишь несколько капелькрови попали на бледное запястье, поросшее черными густыми волосами иохваченное золотым чешуйчатым браслетом.

«Так вот кто убьет меня!» — подумал Алекс в странном, почтирадостном порыве узнавания. И еще одна мысль промелькнула: «Надо сказатьДаше...» А больше он ничего не успел ни подумать, ни сделать.

И уже никому ничего не сказал.

Январь 1730 года

Из донесений герцога де Лириа архиепископу Амиде. Конфиденциально:

"Ваше преосвященство, вот уже шестой дет, молодойрусекий царь болен, и хотя не знаем чем, по лицам придворных, которые емуприслуживают, видно, что болезнь не пустая. Захворал же он всем известно когда— 6-го числа сего месяца, во время большого праздника и церемонии, называемойводосвятием [41], установленного в воспоминание крещения, принятого нашимСпасителем от святого Иоанна. В это время вовсю шла подготовка к свадьбегосударя, назначенной на 19 января, после Крещения. Обычай требует, чтобы царьнаходился во главе войск, которые в этом случае выстраиваются на льду. Невестатоже должна была показаться народу в этот день. Она ехала мимо моего дома,окруженная конвоем и такой пышной свитой, какую только можно себе представить.Она сидела совершенно одна, в открытых санях, одетая так же, как в день своегообручения, а император, следуя обычаю страны, стоял позади ее саней.

Никогда в жизни не вспомню я дня более холодного. Многиебоялись даже ехать на обед во дворец, куда все были приглашены и собрались,чтобы встретить молодого государя и будущую государыню при их возвращении. Ониоставались четыре часа кряду на льду, посреди войск. Тотчас как они вошли взалу, император стал жаловаться на головную боль. Сначала думали, что этоследствие холода, но так как он продолжал жаловаться, то послали за доктором,который посоветовал ему лечь в постель, найдя его очень нехорошим. Этообстоятельство расстроило все собрание. Княжна весь день имела задумчивый вид,который не изменился и в этом случае.

Остается ждать дальнейших вестей о болезни царя. Жизньнаучила меня, что от нее можно ожидать самого худшего и неожиданного. Я писалвам некоторое время назад о безвременной кончине нашего молодого друга донаХорхе Сан-Педро Монтойя. Полагаю, в могилу его свели последствия ранения,полученного еще по пути сюда, а потом раны от злодейского нападения на него, атакже здешний ужасный климат. Болезнь его обострилась внезапно, развиваласьстремительно, и дон Хорхе умер в одночасье: наш доктор ничего не сумел предпринять,застав его уже мертвый от горлового кровотечения. Выражаясь высокопарно, можносказать, что его свела в могилу Россия, которую известный вам Хакоб Кейтназывает мучительной страной, и в этом он совершенно прав. Мы с Хуаном Каскосоми Кейтом до сих пор скорбим об этом прекрасном и в самом деле удивительнокрасивом молодом человеке.

Хотя прилагаемые при этом письма написаны в понедельник, вдень, когда я обычно пишу к вам, но я не послал их на почту, потому что имелнекоторое основание подозревать, что по случаю болезни царя не дозволятотправить ни одного письма заграницу. Но теперь болезнь эта известна всем, и я,посылая мои письма, считаю нужным прибавить к их содержанию то, что случилосьпосле.

Вчера обнародовали, хотя и с некоторой таинственностью, чтоболезнь его величества — оспа, которая-де выступает хорошо и обильно. Нынешестой день, как начала выступать оспа, и девятый после того, как началисьлихорадочные припадки. Оспа не имеет тяжелого характера, и надеемся, что Богиз6авит нас от несчастного случая, чего боятся и что предчувствуют все, как выможете вообразить. Впрочем, не могу знать с достоверностью настоящее положениеболезни царя, потому что его видят очень немногие, да и те рассказывают наразные, лады.

Не могу не представить высокому разумению короля нашегогосударя, что в случае, если последует несчастие смерти этого государя, нампридется испытать не только перемену в правительстве, но и междоусобную войну,которая, по моему мнению, неизбежна, так как есть четыре партии, которые претендуютна корону.

Первая — принцессы Елизаветы, дочери Петра Первого.

Вторая — царицы-бабки настоящего-царя.

Третья — невесты, княгини Долгорукой.

Четвертая — сына герцога Голштинского [42]. Хотя этотпоследний и действительно имеет наибольшее право на престол, но его сторонникиочень немногочисленны и вовсе не сильны. У принцессы Елизаветы сторонниковнесколько больше, но и они также не сильны.

Самые сильные люди на стороне царицы-бабки и невесты. Этотак очевидна, поэтому я спешу уверить его величество, что в случае, еслипоследует роковой удар, судя по мерам, которые уже приняты, на престол войдетили царица-бабка, или невеста Долгорукая. Я не сомневаюсь, что последняя успеетскорее, по причине большой силы Долгоруких, которых фамилия многочисленна. Но чтобы там ни последовало, я знаю, что они думают женить его царское величество накняжне прежде Великого поста, хотя бы не прошло и сорока дней после болезницаря".