Книга Пропавший - Микаэль Крефельд

86

Кристиансхавн, 20 мая 2014 года

Наутро над каналом засияло солнце, постепенно разгоняя нависший туман. Похоже было, что весна брала наконец свое в Кристиансхавне. На набережной, как всегда в такую погоду, всюду сидел народ, закусывающий пиццей и запивающий ее кофейком или пивом, покуривающий косячки. На «Бьянке» Томас в это время оттирал наждачной бумагой деревянные части обшивки, сейчас он занимался люком на крыше передней каюты. Услышав, что метеорологи обещают несколько дней сухой погоды, он решил покрыть лаком деревянные части. На набережной он увидел Эдуардо, который поставил на стоянку велосипед и снял с багажника кожаный портфель. Эдуардо помахал портфелем Томасу, тот тоже помахал ему рукой.

– Аврал в газете? – спросил Томас.

– Полное затишье, – ответил Эдуардо.

Он зашел на борт своего кеча, повернутого открытым кокпитом к носу «Бьянки».

– Я бы с удовольствием послушал про Берлинское дело. Не беспокойся, я тебя не буду упоминать.

– Мне нечего больше рассказывать, – ответил Томас, хотя он и так ничего не говорил Эдуардо, а только посоветовал ему обращаться к Курцу.

Судя по тому, как скупо освещалась эта тема в «Информации», Томас с уверенностью предполагал, что Эдуардо до сих пор не удосужился позвонить комиссару. Вообще-то, серийные убийства не играли в редакционной политике «Информации» определяющей роли.

Эдуардо кинул портфель на сундучок, служивший диваном. Стянув с себя через голову майку, он предстал в разоблаченном виде, с щуплым и белокожим торсом.

– В таком случае рассказал бы хоть, как там у вас дела с Луизой. Можешь быть спокоен, я прослежу за тем, чтобы это не появилось на первой полосе, – прибавил он ироническим тоном.

– Пожалуйста, тут и рассказывать нечего. Просто ничего нет.

– А я думал…

Томас покачал головой:

– Нет, нет. Между нами только дружеские отношения. – Посмотрев на деревянную деталь, он еще раз прошелся по ней наждачной бумагой. – Кажется, ты принес какой-то большой конверт?

Эдуардо кивнул, зашел к себе в каюту и в ту же минуту появился оттуда с желтым конвертом формата А4. Он протянул конверт Томасу:

– Тебе пригодится?

Томас с благодарностью кивнул.

– Кстати, ты ничего не слышал сегодня ночью?

– А что я мог слышать?

– Я проснулся оттого, что Мёффе кого-то облаивал. Вообще это не в его привычках.

Эдуардо помотал головой:

– Нет. Я спал как убитый. Думаешь, какой-то вор хотел залезть?

– В этом не было бы ничего странного, – ответил Томас, пожимая плечами. – А может, просто какой-то пропойца заблудился и спьяну залез на судно.

– Пожалуй, и мне надо завести сторожевую собаку. Только не такую угрюмую, как твоя.

Эдуардо улегся на скамейку и стал загорать.

Когда время было уже за полдень, Томас сел за стол в каюте, разложив перед собой пакет с мелкими вещами Могенса и папку Луизы, в которой были сложены распечатки электронных сообщений, карты и прочие бумаги, собранные для поездки. Уходя от него, она забыла все это забрать, а возвращаться как будто не собиралась. Поэтому он решил отослать их ей. Он сам удивился, вспомнив, что у него даже нет ее адреса, он знал только, что она живет где-то на Эстербро, наверняка в каком-нибудь солидном доме. Он собирался сложить все в один конверт и отослать ей с велосипедным курьером на адрес Архитектурного училища. Но никак не мог решить, что написать в сопроводительной записке. Ему не хотелось, чтобы у нее создалось впечатление, будто он на нее обиделся. Обиды он не чувствовал, скорее уж некоторое удивление оттого, что она вдруг замолчала и перестала отвечать на его звонки. С другой стороны, он вполне мог понять, что ей хочется оставить позади недавние переживания, а вместе с ними и его, как одно из напоминаний. В конце концов, он лишь выразил надежду, что у нее все хорошо и что они могли бы как-нибудь при случае встретиться за чашкой кофе. Перечитав записку, он нашел, что по содержанию это то, что надо, только почерк паршивый. Раньше он никогда не задумывался о том, какой у него почерк.

Засунув папку с бумагами в конверт, Томас высыпал на стол вещи Могенса. Положив в конверт потертый бумажник, Томас остановился, подумав, не выбросить ли туристическую карту Берлина и использованные билеты. Но с другой стороны, он ведь не мог знать, что для Луизы ценно как память, ведь сам он, например, несколько лет хранил Евину заколку для волос. Поэтому он решил послать все, что есть, а там пускай уж она сама решает, что из этого ей сохранить. И в тот момент, когда он взял в руку старый использованный билет, мимо как раз прошел экскурсионный катер, возивший туристов по гавани. Собираясь сунуть билет в конверт, он вдруг обратил внимание на напечатанную внизу дату и время отправления. Судя по ней, Могенс сел на катер в двенадцать часов пятьдесят две минуты. Это было сразу после того, как он в обеденный перерыв совершил кражу в фирме Лауритцена. Томас положил билет на стол. Как бы ни любил человек кататься на экскурсионном катере, это был все же очень странный выбор, учитывая, что Могенсу в это время нужно было спешно бежать за границу. С одной стороны, экскурсия отнимала драгоценное время тогда, когда ему, казалось бы, нельзя было терять ни минуты, с другой стороны, маршрут пролегал по каналу мимо того места, где он только что украл деньги. Почему Могенс пошел на такой риск? Неужели посмотреть в последний раз на место преступления для него было так же необходимо, как для пиромана наблюдать за тем, как горит дом, который он поджег?

Томас встал из-за стола и вышел на заднюю палубу. Все действия Могенса были тщательно продуманы до мельчайших деталей, поэтому и прогулка на катере не могла быть простой случайностью. Разве нельзя было сразу взять такси, поехать прямо на вокзал и скрыться за границу? Прохаживаясь взад и вперед по палубе, Томас старался представить себе по порядку, как происходила кража и бегство. Чемодан Могенс должен был заранее отвезти на вокзал или вернуться за ним домой после того, как украл деньги. Что-то подсказывало Томасу, что первое было более вероятно, так Могенс мог сразу же уехать. Наверное, в то утро по пути на работу Могенс проходил мимо «Бьянки». Надо думать, у него тряслись поджилки от страха, и в то же время он ощущал необычайный подъем. Он впервые почувствовал, что по-настоящему живет, что в жизни у него появилась цель. Как он их, которые его не замечали и презирали! Шеф в соседней комнате проводит совещание, а он в это время хладнокровно обчищает сейф! Наверное, это давало ему ощущение небывалой победы! Неслыханной мести! Томас ходил из угла в угол, бормоча себе что-то под нос, даже не замечая, какие взгляды бросают на него люди с набережной. Возвращаясь из «Лауритценс Энтерпрайз» с миллионом наличными, Могенс почувствовал себя божественным мстителем, этаким Вишну, царящим над миром. Вперед к новой жизни с наградой в виде Ренаты в придачу! До того ли тут, чтобы отправляться на теплоходную экскурсию? Томас помотал головой. Почему вдруг экскурсия, Могенс? Ты победил, ты отомстил за себя, зачем же еще раз проплывать мимо этого места? Что же ты медлишь? Томас потер щетину на подбородке. Может быть, в этом и кроется ответ? Могенс медлил. Он не желал сразу бросаться в водоворот новой жизни с Ренатой. И Томас мог его понять. Ведь Могенс знал ее только по переписке. Они ни разу не встречались. Могенс даже не получал ее фотографии, разве что Хауссер прислал ему фальшивую, но это было маловероятно. Они обменивались только интимными письмами по электронной почте. По-видимому, этого оказалось достаточно для того, чтобы он решился на ограбление. Но достаточно ли было этого, чтобы внушить ему безусловное доверие? Возможно, он принимал в расчет и такой вариант, что в Берлине отношения между ними могут и не сложиться. В таком случае прогулка на теплоходе была такой же частью плана, как все остальные действия Могенса в этот день. Опершись на ограждение, Томас смотрел на расстилавшуюся перед ним гладь канала. Почему Хауссер, Курц и пол-Берлина не нашли на Тойфельсберге денег Могенса? Может быть, по той простой причине, что Могенс и не думал брать их с собой в Берлин? Что, если он спрятал их здесь перед отъездом? Этой гипотезе противоречил тот факт, что Могенс сам открыл Хауссеру место, где спрятал деньги. И Томас с большой долей вероятности полагал, что Могенс не из тех, кто способен долго молчать под пыткой. Поэтому он сказал Хауссеру правду и действительно признался, что деньги спрятаны в крепости.