Книга Деньги дороже крови - Владимир Гурвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это Михаил настоял, после того, как мы потеряли, судя по всему не без вашего участия груз, в нашем балансе образовалась огромная дырка. К тому же политическая ситуация складывается для нас неблагоприятна, экспортные пошлины, которые скорей всего введут в ближайшее время, окончательно должны нас доконать.
— Ерунда! — вдруг громко вмешалась в разговор Царегородцева. — Я все просчитывала. Концерн способен удержаться на плаву, только надо умерить ваши непомерные аппетиты. От каких-то непрофильных активов отказаться, поджать расходы, попытаться договориться с кредиторами. Это вполне возможно.
— Я ничего об этом не знал, — растерянно проговорил Кириков.
— Я докладывала о своих расчетах Фрадкову, но он не пожелал меня слушать. Еще бы, ведь речь шла о том. чтобы уменьшились его доходы.
— Это правда, Миша? — обратился Кириков к Фрадкову.
— Не слушай ее, это все ерунда. Мы сидим в яме по самую макушку.
— Конечно, сидим, мне кое что удалось отследить, хотя думаю, что далеко не все. Но за последнее время вы, Михаил Маркович, различными способом изъяли из финансового оборота концерна почти 300 миллионов долларов и перевели их с помощью Перминова на счета каких-то, скорей всего вами же созданных за границей фирм. А эти деньги вполне можно было бы использовать на покрытие убытков.
— Я ничего не знал об этих переводах, — растерянно проговорил Кириков. — Миша, это правда?
— Не верь этой сучке. Она все врет. Она хочет нас поссорить.
— Если мы отсюда выберемся живыми, я могу вам, Петр Олегович, показать кое какие документы. Я так полагаю, что ваш друг и партнер собирался вас кинуть.
— Теперь я начинаю кое-что понимать, — задумчиво произнес Кириков. — Я знал, что ты на все способен, но только не на то, чтобы предать нашу дружбу.
— Вы очень наивны, Петр Олегович, — сказал я, — нежели было неясно с самого начала, что этому человеку нельзя верить ни в чем. За деньги он предаст мать родную, не то, что лучшего друга.
— Боже мой, как я был слеп! — вдруг простонал Кириков. — У меня было все: деньги, богатство, положение в обществе, а теперь я в миг всего лишился. И все из-за тебя, Михаил. Ты негодяй!
Внезапно произошло то, чего я никак не ожидал. Кириков бросился на Фрадкова и попытался его ударить. Тот залепил ему в ответ оплеуху. Мужчины, как заправские борцы, схватились друг за друга, при этом каждый старался повалить своего противника.
Я не вмешивался в эту драку, ко мне она не имела никакого отношения. Если им приспичило, пусть их выясняют.
— Разнимите их, — попросила Царегородцева.
— Зачем, они всю жизнь шли к этой минуте.
— На это противно смотреть.
Я хотел ответить ей, но не успел. Внезапно до нашего слуха донеслись выстрелы. Кириков и Фрадков тут же прекратили потасовку.
Выстрелы усиливались. Было такое ощущение, что там, наверху шел настоящий бой.
Я взглянул на Царегородцеву, и у меня создалось впечатление, что для нее все это не является большой неожиданностью.
— Что происходит? — спросил я.
— Надеюсь, мы скоро будем уже по-настоящему свободны, — ответила она.
Выстрелы как внезапно начались, так же внезапно стихли. Мы молча стояли в ожидании того, что за этим последует.
К счастью ожидание длилось не долго, раздались чьи-то шаги. Я на всякий случай поднял пистолет.
Царегородцева вдруг бросилась ко мне.
— Не стреляйте, — крикнула она.
В камеру на крик вбежали несколько человек. Среди них к своему величайшему удивлению я узнал Галанова.
— Эти ребята сдались, — доложил он Царегородцевой. — Можно выходить.
— Спасибо, — поблагодарила она.
— А что делать с этими? — кивнул он на Кирикова и Фрадкова.
— Что с ними делать? — переадресовала она мне вопрос.
— У нас есть показания, где Фрадков признается в соучастие в двух убийствах. По крайней мере, его следует сдать в милицию.
Почему-то это предложение не вызвала энтузиазма у Галанова.
— Я в этом не участвую, — решительно заявил он он Царегородцевой.
— Я хочу побыстрей отсюда выйти, — сказала она. — А там, на верху посмотрим, что делать.
— Путь на волю свободен, — усмехнулся Галанов.
Царегородцева пошла первой. Все остальные — за ней.
Мы вышли из подвала и у самого в него входа едва не споткнулись о тело одного их охранников. Вокруг его головы разлилась густая лужа крови. Без всякого сомнения, он был мертв.
Царегородцева побледнела и слегка покачнулась. Я сжал ее локоть, она благодарна кивнула головой. Так мы и вышли из кухни.
Мы оказались в холле возле лестницы.
— Что будем делать дальше? — спросил Галанов.
— Я хочу немедленно уехать из этого дома, — сказала Царегородцева.
— А что делать с ними, мы так и не решили.
Царегородцева задумалась. Я тоже молчал, я уже понял. кто тут командует парадом. Правда, это было, пожалуй, самым удивительным событием из всех удивительных событий, что произошли за сегодняшний день.
Внезапно послышались чьи-то шаги. Я обернулся на звук и увидел, как к нам быстро приближается Ольга. А я как-то и забыл про нее.
Она быстро приближалась к нам, держа одну руку за спиной. Что-то в ее виде показалось мне подозрительным. Ольга почти поравнялась со мной, но смотрела она только на Фрадкова.
— Вы убийца! — вдруг громко воскликнула она, по-прежнему не спуская глаз с Фрадкова. — Вы убили моего жениха, Евгения Дьяченко. Вот вам за это.
Ольга резко выбросила руку вперед, и я увидел, что она сжимает пистолет. В самый последний миг я успел ударить по ее запястью. Я не думал спасать Фрадкова, на мой взгляд он заслужил смерть, но это произошло у меня автоматически.
Пуля ушла в сторону и вместо того, чтобы пробить Фрадкова дырку во лбу, лишь по касательной задела кожу на голове. Брызнула, заливая лицо кровь.
Ольга отбросила пистолет и радостно засмеялась. Впервые за все время нашего знакомства, я слышал, как она смеется.
Фрадков громко завопил, схватился за голову. Но рана оказалась настолько легкой, что он оставался стоять на месте.
— Кто-нибудь перевяжите его, — попросила Царегородцева.
У одного из его охранников оказался бинт, и он довольно умело перевязал своего уже бывшему боссу голову.
— Что будем делать с ними? — спросил я Марину.
— Нам придется их отпустить. — Она повернулась к Фрадкову и Кирикову. — Вы должны в течение двадцати четырех часов покинуть навсегда эту страну. Вы меня поняли? Иначе пеняйте на себя.