Книга Хотят ли русские войны? Вся правда о Великой Отечественной, или Почему врут историки - Олег Козинкин

Маландин, ещё в 41-м, в своем донесении написал, что «Около часа ночи из Москвы была получена шифровка с приказанием о немедленном приведении войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии». Т. е., спешка была, и от командиров требовали именно «немедленного приведения войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии».

И тогда бы, в 1969 году Г.К. Жуков мог бы с чистой совестью писать, что Ватутин «немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас передать её в округа». И тогда бы «передача в округа была закончена» не «в 0.30 минут 22 июня 1941 года», а, например, «в 23.30 минут 21 июня 1941 года». И тогда бы на «Директиве № 1» появилась и фамилия Ватутина, как исполнителя и отправителя документа.

Но у Жукова есть замечательная «отговорка»: в случае, если его будут обвинять в нерасторопности – в «Директиве № 1» указано достаточно неточное время возможного нападения на СССР – «В течение 22–23 июня 1941 г. возможно внезапное нападение немцев…». Этим мог бы «прикрыться» и Тимошенко, если бы у него спросили – почему он Павлову сказал собрать штаб округа только утром, а не потребовал поднимать войска срочно по тревоге? Если нападение всего лишь «возможно», то ли 22-го, то ли 23-го июня, так зачем спешить? Но Маландин, ещё в 41-м, в своем донесении написал, что «Около часа ночи из Москвы была получена шифровка с приказанием о немедленном приведении войск в боевую готовность на случай ожидающегося с утра нападения Германии». Т. е., спешка была, и от командиров требовали именно «немедленного приведения войск в боевую готовность»!

В 1963 году адмирал Кузнецов сказал о событиях вечера 21 июня более конкретно, чем сделал позже, в своих мемуарах. В 1968 году под руководством Академии наук СССР, Ленинградского отделения Института истории тиражом 14 500 экземпляров (по тогдашним меркам – мизер) вышла книга «Оборона Ленинграда. 1941–1944. Воспоминания и дневники участников» (Ленинград, Издательство «Наука», 1968 г.) с предисловием маршала М. В. Захарова.

Из воспоминаний Наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова (ноябрь 1963, в книге «Оборона Ленинграда, 1941–1944», Л.: Наука, 1968, с. 224–227):

«Позволю себе рассказать о любопытном разговоре, возникшем у меня с нашим военно-морским атташе в Берлине М. А. Воронцовым. После его телеграммы о возможности войны и подробного доклада начальнику Главного морского штаба Воронцов был вызван в Москву. Прибыл он (в Москву) около 18 часов 21 июня. В 21 час был назначен его доклад мне. Он подробно в течение 40–45 минут докладывал мне свои соображения.

„Так что – это война?” – спросил я его. „Да, это война”, – ответил Воронцов. Несколько минут прошло в молчании, потом пришли к заключению, что нужно переходить на оперативную готовность номер 1. Однако сомнения и колебания отняли у нас известное время, и приведение флотов в готовность номер 1 состоялось уже после вызова меня в 23 часа к маршалу С. К. Тимошенко.

…Со мною был В. А. Алафузов. Когда вошли в кабинет, нарком в расстёгнутом кителе ходил по кабинету и что-то диктовал. За столом сидел начальник Генерального штаба Г. К. Жуков и, не отрываясь, продолжал писать телеграмму. Несколько листов большого блокнота лежали слева от него: значит, прошло уже много времени, как они вернулись из Кремля (мы знали, что в 18 часов оба они вызывались туда) и готовили указания округам.

„Возможно нападение немецко-фашистских войск”, – начал разговор С. К. Тимошенко. По его словам, приказание привести войска в состояние боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения было им получено лично от И. В. Сталина, который к тому времени уже располагал, видимо, соответствующей достоверной информацией. При этом С. К. Тимошенко показал нам телеграмму, только что написанную Г. К. Жуковым. Мы с В. А. Алафузовым прочитали её. Она была адресована округам, а из неё можно было сделать только один вывод – как можно скорее, не теряя ни минуты, отдать приказ о переводе флотов на оперативную готовность номер 1…

Не теряя времени, В. А. Алафузов бегом (именно бегом) отправился в штаб, чтобы дать экстренную радиограмму с одним условным сигналом или коротким приказом, по которому завертится вся машина… Множество фактов говорило за то, что гитлеровцы скоро нападут…»

После этого Кузнецов убыл в свой наркомат и сам стал по телефону обзванивать флота и поднимать их по тревоге.

«В 23 ч 35 мин. я закончил разговор по телефону с командующим Балтийским флотом. А в 23 ч 37 мин., как записано в журнале боевых действий, на Балтике объявлена оперативная готовность номер 1, т. е. буквально через несколько минут все соединения флота уже начали получать приказы о возможном нападении Германии…

Черноморский флот в 1 ч 15 мин. 22 июня объявил о повышении готовности, провёл ряд экстренных мероприятий и в 3 часа был уже готов встретить врага…»

(Примечание: Эти воспоминания Кузнецова отличаются о того, что он позже напишет в своих мемуарах, и отличия эти достаточно существенные. Первое: адмирал более резко показывает, что Жуков и Тимошенко, получив приказ Сталина «привести войска в состояние боевой готовности для отражения ожидающегося вражеского нападения», тянули время и не торопились с отправкой этого приказа в округа – «прошло уже много времени, как они вернулись из Кремля (мы знали, что в 18 часов оба они вызывались туда) и готовили указания округам».

А дальше он сообщает, что, прочитав тест приказа, он сделал для себя однозначный вывод, что флота данная «Директива № 1» касалась: «Она была адресована округам, а из неё можно было сделать только один вывод – как можно скорее, не теряя ни минуты, отдать приказ о переводе флотов на оперативную готовность номер 1…»

В своих последующих мемуарах, через несколько лет, Кузнецов заявит, что данный приказ флота не касался вовсе, а вот он «проявил инициативу» – дал на флот телеграмму о приведении в «готовность № 1» после 23.00 21 июня.

Стоит пояснить, что Кузнецов был у Сталина с 19.02 до 20.15 и скорее всего либо докладывал лично Сталину сообщение Воронцова, либо получал от Сталина указания по флоту в связи с этим сообщением. Также в поздних «мемуарах» адмирал напишет, что Жукова и Тимошенко вызвали в Кремль ещё в 17 часов 21 июня, а Воронцов прибыл к нему на доклад в… 20.00.

Об этом сообщении Воронцова пишет историк А. Мартиросян («Что знала разведка?», ч. II, «Красная звезда», МО РФ от 16.02.2011 г. – http://www.redstar.ru/ 2011/02/16_02/5_01.html):

«В 10 часов утра 17 июня Анна Ревельская посетила советского военно-морского атташе в Берлине капитана 1-го ранга М. А. Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня германские войска вторгнутся в Советскую Россию. Информация Анны Ревельской немедленно была сообщена в Москву и доложена Сталину».

(Запись беседы с М.А. Воронцовым была опубликована в «Морском сборнике», № 6, 1991 г.)