Книга Мужей много не бывает - Адель Паркс

— Откуда ты знаешь, что ты все испортила? — спрашиваю я. — Может, мы это переживем? — Я и наносекунды так не думаю, но и не собираюсь доставлять ей удовольствие — пусть не думает, что разрушила мою жизнь.

— Я видела Стиви утром. Он считает, что у вас все плохо.

Я с остервенением смотрю на нее. Да как она смеет сидеть тут и хладнокровно сыпать мне соль на рану? С чего она взяла, что может вот так сообщать мне, что по-прежнему видится со Стиви? Она что, думает, что недостаточно все изгадила?

— Стиви просто места себе не находит, — говорит Белла. — Во всем этом нет ни капли его вины.

— Да ладно, не заливай. — Я с напускной небрежностью машу рукой. — Ты же в курсе, что у него между ног. Только этого и можно ожидать от парня — что он ввалится в жизнь девушки, словно слон в посудную лавку, и все там перебьет.

— Он не хотел, чтобы тебе было плохо.

— А мне и не плохо. С чего ты взяла, что мне плохо? Слушай, Белла, давай забудем на минутку о Стиви, хорошо? Поговорим лучше о тебе и о том, как ты втоптала меня в грязь. — Белла похожа на жертву катастрофы — она так напряжена, что кажется, вот-вот сломается.

Ну и замечательно. Это, конечно, очень подло, что желаю ей пострадать побольше, — ну и хрен с ним.

— Как ты могла так поступить со мной? Почему ты не сказала мне, кто он такой, когда впервые увидела его в «Колоколе и длинном колосе»?

— Я надеялась, что все обойдется.

— Я просто восхищена твоей честностью, — с сарказмом говорю я. Затем задумываюсь над тем, что сказала. Меня охватывает печаль, и я оставляю иронический тон: — Черт возьми, Белла, я правда всегда восхищалась твоей честностью, а теперь вдруг оказалось, что ты лживая насквозь. Я считала, что наша дружба основана на искренности, но, как я понимаю, это предположение было, мягко говоря, неверно.

— Мне очень жаль, — повторяет она.

— И не смей даже заикаться о том, что тебе меня жаль, — шиплю я. — Меня уже тошнит оттого, что ты постоянно напоминаешь мне о том, что я мать-одиночка. Честно, ты меня этим уже достала. Для тебя, может, это новость, но на дворе двадцать первый век, и никто уже давно не обращает на это особого внимания. Ну, не получилось у меня с Оскаром, так что из этого? У меня просто фантастический сын. Я успешно пережила свой развод, я иду дальше. Хотела бы я, чтобы это получилось у каждой женщины, от которой ушел муж. Если бы я была красоткой-супермоделью, владеющей тремя трастовыми фондами, твое предательство не стало бы от этого менее предательским. Как ты не понимаешь, что дело тут в твоих поступках, а совсем не в моих обстоятельствах?

— Я просто не знаю, что сказать, — признает Белла. — Я не хотела ехать в Лас-Вегас… — Она сбивается и замолкает.

— Удивительно. Мне кажется, Вегас для тебя — идеальное место. Здесь ведь можно выйти замуж на вышке для прыжков на эластичном тросе, в проездной часовне и даже в джакузи. Могла бы попробовать еще пару раз. — Удар ниже пояса, поэтому его трудно не сделать. Никто еще не упоминал о том, что ее положение не только аморально, но и незаконно.

— Зря ты меня пригласила, — через силу говорит она. Я тоже так думаю. Хоть в этом мы друг с другом согласны.

— Это мало что значит, — говорю я. — Ты и без Вегаса была бы замужем за моим мужчиной, я бы просто об этом не знала. Ты хоть понимаешь, каково теперь нам с Филом? — Она ведь не понимает, верно? Она думает, что вся проблема в том, что она попалась, а не в том, что она совершила кошмарную вещь. Змея подколодная. — Господи боже. Платье-пион. Ты купила его, чтобы загладить вину.

— Нет. Я просто хотела, чтобы у тебя было что-нибудь красивое.

— У меня был Стиви!

— Я пыталась объяснить… — Она не продолжает.

— Ты говоришь совсем как он. Вы хорошо подходите друг другу.

Белла глубоко вздыхает и говорит:

— Нет, мы не подходим друг другу. Послушай, Лаура, мы уже давно не пара. У нас разные взгляды на все: на Элвиса, Вегас, путешествия, суши, жизненные цели, деньги, людей. Мы не желаем жить одной и той же жизнью. Он очень хороший человек, и когда-то я сильно любила его. И какая-то часть меня будет любить его всегда.

Я сижу и шлепаю вилкой по своему морковному пирогу. Хорошо бы заняться чем-нибудь более кровожадным, вцепиться ей в лицо, например. Мне ее совершенно не жаль, хотя видно, что она едва сдерживает слезы.

— Но сейчас мы друг другу не подходим, и он знает это.

Я оглядываюсь в поисках какого-нибудь тяжелого предмета или, на худой конец, пути для отступления. Я не хочу ее слушать.

— Он подходит тебе, Лаура, а я подхожу Филу. Ты — его женщина. Он не мой, а, поверь мне, я очень хотела, чтобы он был моим. Я очень хотела, чтобы что-то из Кёркспи было моим. Но он не мой.

— Да что там такое с этим твоим Кёркспи? Ты разве не знаешь, что все люди испытывают сильные чувства к родному городу — любовь и ненависть.

— В моем случае это только ненависть.

— У тебя серьезные проблемы, ты знаешь об этом? Ты вообще не представляешь, к каким последствиям могут привести твои действия, и ты просто не способна встретить свои трудности в открытом бою. Вместо этого ты уклоняешься, скрываешься и увиливаешь.

Я жду, что Белла отмахнется от моего замечания — уклонится, скроется или увильнет — но она меня удивляет.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает она.

— Ну, кроме всего эпизода со Стиви и твоей неизбывной ненависти к родному городу, есть, например, еще такой факт: ты всегда охотно концентрируешься на чужих проблемах, а своих в то же время в упор не видишь.

— Это неправда.

Не знаю, откуда взялось это негодование. Я полагала, что злюсь на Беллу за то, что она замужем за моим мужчиной, но оказалось, мое возмущение и раздражение имеют более глубокие корни. Я злюсь на нее за то, что она отказывается взрослеть.

— Чего ты хочешь, Белла? Я, например, хочу, чтобы мой ребенок был здоров, чуть-чуть попутешествовать, влюбиться. Понимаешь, самых обыкновенных вещей. Не умирать со скуки на работе. Но ты! Ты гоняешься за всеми разновидностями порочных иллюзий. Известностью, роскошью, псевдогарантиями, несоразмерным богатством. Да разве в этом счастье? Думаю, именно поэтому ты ни на одной работе больше пяти минут не задерживалась. Ты желаешь управлять компанией еще до того, как научилась управляться с копировальной машиной. Ты стремишься управлять всем и вся, но в то же время избегаешь любой ответственности.

Женская дружба — странный зверь. Мы так близки, что можем с легкостью анализировать друг друга, но у нас не получается быть друг с другом честными. Почему, спрашивается, за столько лет дружбы я ни разу не сказала Белле того, что говорю сейчас? Я ходила вокруг нее на цыпочках — а почему? Потому что чувствовала себя по гроб жизни обязанной ей и боялась ее потерять? Потому что я слишком ее любила? Или, наоборот, недостаточно?