Книга Королеву играет свита - Светлана Успенская

Девочка пошла учиться в ближайшую школу. Со своим живым, подвижным умом она быстро там стала звездой класса, отличницей и всеобщей любимицей. Особенно она преуспевала в языках и уже через каких-нибудь три месяца бойко шпарила на украинской мове стихи Тараса Григорьевича Шевченко, вызывая у учителей слезы умиления и запоздалые сожаления о безвременно почившей интернациональной дружбе.

Однако здоровье ребенка не выдержало перемены климата — Лара часто болела. Местная пища, слишком жирная и углеводистая, оказалась непереносимой для ее желудка, привыкшего с детства к овощному и фруктовому изобилию.

Нужны были деньги — на оплату квартиры, на еду, на одежду. Катя устроилась лаборанткой в конструкторское бюро, но вскоре уволилась — там платили гроши. Семья еле перебивалась с хлеба на воду, совместно зарабатываемых средств едва хватало на питание. Всеобщее раздражение и недовольство выливались в кухонные склоки — ершистый характер Кати не изменили ни жизнь в Африке, ни рождение ребенка, ни невзгоды, что выпали на ее долю. Вскоре опять между ней и мачехой, уже больной, сильно располневшей и оттого с трудом переставлявшей ноги, пробежала черная кошка.

Катя считала себя хозяйкой в доме и командовала Татьяной Александровной, как еще недавно командовала Нтамой. Естественно, замашки падчерицы пришлись не по вкусу мачехе.

Атмосфера в доме постепенно накалялась. Только Лара, всеобщая любимица, служила хрупким мостиком между враждующими сторонами. Катя угрожала, что уйдет из дома и заберет с собой дочь, а дед с бабкой рыдали при одной мысли об этом.

— Уходи сама! — кричала Татьяна Александровна. — Ребенка мы тебе не отдадим, ты его угробишь!

Катя фыркала и, громко шваркнув дверью, шла бродить по улицам. Прогулки по городу были ее единственной отдушиной — в доме не было тихого уголка, где она могла бы насладиться одиночеством.

Каждое утро ни свет ни заря Катя спешила к почтовому ящику, надеясь найти там голубоватый конверт, испещренный многочисленными международными штемпелями. Напрасно — ни Нельсон, ни его отец не подавали никаких вестей. В почтовом ящике лежала только тоненькая «Правда Украины», которую по привычке выписывал отец.

Еще в подъезде Катя разворачивала газету, надеясь увидеть там какие-нибудь новости из Нголы. Но события в далекой африканской стране мало кого интересовали в Киеве, тем более что поблизости происходили куда более грандиозные вещи — разрушение могущественной державы, бешеное строительство капитализма, ввод купонов на Украине, потом замена купонов гривнами, потом экономический кризис…

Включив радио, Катя с трепетом вслушивалась в западные «голоса».

Иностранные радиостанции теперь были слышны отчетливо и ясно, их наконец-то перестали глушить в эфире. «Голоса» про Нголу говорили мало и как-то отрывками.

Ясно было только одно: там по-прежнему неразбериха. Сначала к власти вновь пришло правительство Душ Картуша и объявило себя единственной легитимной властью в стране, потом опять верх взяли повстанцы, утверждая на все лады, что только их правительство является истинно законным и народным.

Три года прошли как в чаду: в семейных дрязгах, в поисках работы, в заботах о вечно болеющей дочери, в борьбе за каждую копейку. Постепенно стали забываться и Нгола, и погибший муж. Только смуглая Лара мешала навсегда похоронить Нельсона в пепле памяти.

Вскоре с родителями стало оставаться нестерпимо. Квартиру купить было невозможно, снимать — не на что. Катя теперь мечтала лишь об одном — о комнатке, где она бы могла тихо поскучать в одиночестве.

После долгих хождений по инстанциям отец Кати наконец выхлопотал для нее угол в общежитии киностудии Довженко. Для этого ему даже пришлось пойти на подлог. Он фиктивно развелся с женой, выписался из квартиры и получил таким образом право на койку в общежитии. Однако вместо него там поселилась Катя.

Лара осталась с бабушкой и дедушкой, чтобы не менять школу, к которой привыкла.

Надежды на возвращение в Африку были давно исчерпаны. Надо было устраивать свое существование здесь. Впереди вырисовывалась лишь беспросветная жизнь, полная бесконечных трудов и бесконечных лишений.

Катя решила устроиться продавцом на рынок — там сулили хорошие деньги.

В общежитии киностудии на одном этаже с ней жил некий Амир, армянин. Он-то и предложил ей работу.

Амир был беженцем из глухого карабахского села. Еще несколько лет назад, приехав с семьей в Киев, он был гол как сокол и плохо говорил по-русски.

Теперь он бойко, хоть и с акцентом, болтал и по-русски, и по-украински, пересыпая свою речь цветистыми восточными шутками, и владел на рынке несколькими точками.

Он торговал разными хозяйственными мелочами — стиральным порошком, ершиками для унитаза, мыльницами — товаром копеечным, но нужным и важным.

Товар закупался в Польше по бросовым ценам и привозился на автобусе в Киев. Сначала на рынке стояла жена Амира, смуглая чернявая армянка, верхнюю губу которой украшали небольшие юношеские усики, но потом Амир отправил жену домой следить за детьми и поставил на ее место Катю.

— Расторгуешься, сама поймешь, что к чему! — Лазоревыми цветами, не жалея красок, расписывал Амир ее будущее. — Сама свою точку заведешь, хозяйкой сядешь, будешь деньги считать. А пока что давай работай…

Катя согласилась. А что было делать? Пусть работа на рынке тяжелая, целый день на холоде, к вечеру ноги затекают, а руки, красные, как клешни, не шевелятся, но все же твердый заработок, не такой уж маленький по нынешним скудным временам.

Рабочий день на рынке начинался в семь утра — значит, нужно было вставать в пять. Зевая, Катя поднималась с пружинной койки, брела в замызганный туалет, единственный на весь этаж, брызгала в лицо ледяной водой. О горячем душе мечтать даже не приходилось.

Потом она вяло жевала бутерброды, пила кофе (но чаще — чай, он дешевле). Наливала полный термос кипятку, чтобы греться целый день. Амир уже грузил товар в машину, и еще затемно они вместе отправлялись на рынок. Не важно, какая погода была на улице — зной, жара, палящий холод, пронизывающий ветер или дождь, — каждый день начинался одинаково. Каждый день, кроме понедельника, когда рынок не работал.

А потом начиналась привычная процедура установки палатки на торговом месте, раскладывание товара. Окрики Амира, злые перепалки с ним, его угрозы вычесть из ежедневной зарплаты за малейшую провинность… На поверку Амир оказался вовсе не таким уж теплым и пушистым, каким виделся вначале. Он требовал, чтобы Катя начинала работу раньше всех, а заканчивала позже всех, да еще чтобы во время работы не сидела — мол, покупателю неприятно видеть, когда продавец развалился на стуле. При приближении покупателя продавщица обязана была вскакивать по стойке «смирно» только для того, чтобы продать копеечную губку для мытья посуды! Отлучаться с рабочего места она не имела права и при этом должна была следить, чтобы мелкие воришки, тырившие на рынке все, что плохо лежит, не нанесли материального ущерба хозяину. Любую недостачу Амир восполнял из ее, Катиного, кармана.