Книга Скандинавия глазами разведчика - Борис Григорьев

В 1943 году в подкрепление разбитого отряда норвежцы послали ещё одну экспедицию, в составе которой было 160 шахтёров — уже зимой 1943/44 года они планировали возобновить на Шпицбергене добычу угля. Однако за неделю до отплытия экспедиции, в ночь на 10 сентября 1943 года, немцы атаковали норвежские опорные пункты в Лонгйербюене и Баренцбур-ге, бросив на их подавление самые крупные корабли своего военно-морского флота: линкоры «Тирпиц» и «Шарнхорст» и около десятка эсминцев. После этого «победоносного» рейда от Баренцбурга, Груманта и Лонгйербюена остались одни головешки.

На следующий день берлинское радио оповестило мир о крупной операции германского флота на Севере: «В ночь на 10 сентября германские корабли и крупные экспедиционные силы произвели значительную операцию против военных объектов Шпицбергена. Они уничтожили укрепления береговой обороны, взорвали основные военные объекты. Захвачено большое количество пленных. Все экспедиционные силы вернулись на свои базы».

Адмирал флота И.С. Исаков эту чудовищную по своей никчемности и лжи акцию объясняет намерением гитлеровской правящей верхушки поддержать у немцев «боевой дух», веру в пошатнувшийся авторитет вермахта и в возможность достижения победы. Один снаряд, выпущенный из орудия главного калибра «Тирпица», обошёлся немцам дороже, чем все «укрепления береговой обороны» и «основные военные объекты», но кто из жителей Германии имел хотя бы приблизительное представление о Шпицбергене и его «военной мощи»!

Линкор «Тирпиц», этот коварный и хищный зверь, так тщательно оберегаемый германским военным командованием в фьордах Норвегии и всё-таки выслеженный и смертельно раненный советским легендарным подводником Маринеско, оставил-таки глубокую рану в сознании норвежцев. Когда шпицбергенские норвежцы во время застолья произносят тост, то вместо «пей до дна» они обычно, словно заклинание, произносят ненавистное слово «тирпиц». Чтоб он перевернулся и на том свете кверху дном!

После Второй мировой войны на Шпицбергене на постоянное жительство остались только русские и норвежцы. Основным их занятием была добыча угля: у норвежцев на материке вообще не было угля, а у нас, как уже говорилось выше, по-прежнему не было других источников снабжения топливом Архангельской и Мурманской областей.

Если у нас главным хозяином на Шпицбергене был трест «Арктикуголь», то у норвежцев — аналогичная государственная компания «Стуре Ношке Спитсберген Кулькомпани». Обе компании негласно соревновались между собой, ревностно наблюдали друг за другом, делали секреты из своей экономической деятельности и всё время пытались нарушить установленный самой природой паритет.

Нужно признать, однако, что советским посёлкам до 1980-х годов удавалось создать и поддерживать перед норвежцами определённый перевес, что касается технического вооружения и социальных условий жизни для шахтёров. Это и неудивительно: могучая страна, подхлёстываемая гонкой вооружений и противостоянием с Западом, не жалела денег на укрепление базы своего присутствия на Шпицбергене.

Таким образом из воздушного пространства гонка вооружений перешла в безвоздушное.

У нас была мощная ледокольная и лётная база, добротные жилища и объекты культурного досуга, и норвежцы не могли поспевать за своим великим соседом, пока в Северном море не открыли месторождения нефти. К этому времени Советский Союз прочно вошёл в полосу застоя, сменившуюся мутной волной перестройки, потом наступило «демократическое безвременье», развал страны, экономический хаос, и победоносно отбирающие у природы милости полярники превратились в убогих её приживальщиков, вынужденных то и дело ходить с поклоном к «норгам» и просить у них помощи.

Вместе с распадом великой державы рухнули и барьеры, годами искусственно создаваемые между двумя шпицбергенскими общинами. Люди стали без опаски общаться друг с другом, хо-дать в гости, встречаться на общих праздниках и даже завязывать родственные связи.

«Норги», проявив истинное великодушие, протянули Баренц-бургу и Пирамиде руку посильной помощи. Природа и полярные условия существования уже давно подталкивали оба народа навстречу друг другу, и то, что они до сих пор, вместо сотрудничества, с подозрением следили друг за другом из-за частокола, было в этих широтах просто противоестественно.

Норвежская администрация наконец-то вздохнула с облегчением, встретив у своих соседей полное понимание её роли, и стала распространять действие норвежских законов на российские посёлки. Заработали норвежская почта и телефон, полиция установила дорожные знаки и подключилась к поддержанию порядка на российской территории, а туристические фирмы Норвегии включили в свои шпицбергенские маршруты Баренцбург и Пирамиду. Губернатор и сотрудники его конторы стали постоянно встречаться с людьми, лонгйербюенский пастор взял шефство над детьми баренцбургских и пирамидских шахтёров (не в смысле приобщения к религиозным догмам, а в смысле оказания социальной помощи). Красочные одежды «норгов» замелькали на главной «авеню» Баренцбурга — улице Старостина и перед бюстом В. Ленина. Артисты баренцбургской и пирамидской художественной самодеятельности гастролировали в Лонгйербюене и даже по северной губернии самой Норвегии, а лонгйербюенские певцы и танцоры ублажали тающих от грустных песен сентиментальных черноглазых украинцев с Полтавщины.

Но настороженность в отношениях ещё нет-нет, но давала о себе знать. Недостатка в предлогах и поводах для этого обе стороны не испытывали.

Вот на этом переломном этапе существования Шпицбергена и проходила моя последняя загранкомандировка, длившаяся полтора дня и полторы ночи. Разумеется, полярных. На Большой Земле это соответствовало пятнадцати месяцам.

ЧЕТВЕРГОВЫЕ ВСТРЕЧИ В «ЗАМКЕ ИФ»

Тут был наш праздник испытанья,

Последний шаг ко входу в мир.

М.Л. Дмитриев

Пользуясь положениями Парижского договора 1920 года, советские, да и все другие граждане могли приезжать на Шпицберген без визы. Воспользовался этой возможностью и я, хотя и здесь норвежцами была придумана процедура контроля, выражавшаяся в том, что о прибытии каждого дипломатического сотрудника консульства должно было быть заранее проинформировано норвежское Министерство иностранных дел. Без этого уведомления губернатором Шпицбергена — по-норвежски «сюссельман» — могли быть приняты меры по недопущению дипломата на архипелаг. Норвежцы ещё никому никогда не отказывали в праве на пребывание на архипелаге, но механизм для этого на всякий случай был уже подготовлен.

Для управления Шпицбергеном норвежцы возродили старинный институт «сюссельманства», или в переводе на русский язык — наместничества. Когда-то вся Норвегия была поделена на административные единицы «сюссель», во главе которых стояли королевские уполномоченные сюссельманы, обладавшие, как и на Руси, всей полнотой власти на местах.

Сюссельман на Свальбарде воплощал собой всю административную, полицейскую и судебную власть. Кроме того, для дипломатических иностранных представительств он играл также роль аккредитационного центра — иначе говоря, министерства иностранных дел. В помощь ему был создан аппарат, включавший отряд полицейских и чиновников различных министерств из Осло и необходимые технические и транспортные средства: радио, телефон, ледоходное судно с оборудованной на палубе вертолётной площадкой, несколько вертолётов, тягачи-вездеходы, автотранспорт, катера, снегоходы и т.п.