Книга Битва за космос - Том Вулф

Вопросы Животного были на удивление бесхитростными, и все же на них нелегко было ответить. Стоило ответить на один, и вы просто увязали в следующих.

– Что у вас на душе?

– Что бы вы посоветовали другим женщинам, чьи мужья окажутся в опасной ситуации?

– Какое блюдо вы прежде всего приготовите для Гордона (Эла, Гаса, Джона, Скотта, Уолли)?

– Вы чувствовали себя рядом с мужем, когда он был на орбите?

Выбери один из них! Попытайся ответить!

Возникали и проблемы с этикетом. Порою Благовоспитанное Животное осаждало дом не только жены, но и матери героя. Мать Гленна стала очень популярна на телевидении. Она выглядела и говорила именно так, как и полагалось Идеальной Матери Астронавта. У нее были седые волосы и очаровательная улыбка. А когда Уолтер Кронкайт на канале Си-би-эс связался с Мыса с Hью-Конкордом, чтобы сказать миссис Гленн несколько слов, она воскликнула: «Ах да, Уолтер Кронкайт!» – словно приветствовала кузена, которого не видела много лет. Однако кого все-таки полагалось интервьюировать после полета первым: жену, мать или президента? Мнения высказывались разные, что лишь усугубляло напряжение. Но вне зависимости от этого порядка жена не могла отделаться от журналистов. Даже Рене, скрывавшаяся от них во время полета Скотта, покорно отправилась на пресс-конференцию, устроенную на базе на Мысе. Теперь остальные жены приходили поддержать жену полетевшего в космос астронавта не потому, что ее муж находился в опасности, а потому, что ей предстояло столкнуться с телекамерами. Жены старались взбодрить бедняжку перед истинным испытанием. Они любили по такому поводу разыгрывать сценку про Скуэрли Стейбла. Одна из жен – в этой роли очень хороша была Рене Карпентер – изображала Нэнси Такую-то с телевидения; она подносила ко рту кулак, как будто держала микрофон, и говорила:

– Мы находимся перед скромным загородным домом Скуэрли Стейбла, знаменитого астронавта, который только что завершил свою историческую миссию. Здесь находится его милая жена, Примли Стейбл. Вы, должно быть, счастливы, горды и благодарны в этот момент?

Затем она совала кулак под подбородок другой жене, и та говорила:

– Да, Нэнси, это правда. Я сейчас счастлива, горда и благодарна.

– Скажите нам, Примли Стейбл… Можно, я буду называть вас просто Примли?

– Конечно, Нэнси.

– Скажите, Примли, что вы чувствовали во время взлета, в тот самый момент, когда ракета вашего мужа начала подниматься от Земли, отправляя его в историческое путешествие?

– По правде говоря, Нэнси, я пропустила эту часть. Я очень устала, потому что встала рано утром и долго задергивала занавески, чтобы люди с телевидения не совались в окна.

– У вас, наверное, стоял в горле комок размером с теннисный мяч?

– Да, примерно такого размера, Нэнси. С теннисный мяч.

– И, наконец, Примли, я знаю, что самая важная молитва в вашей жизни была услышана: Скуэрли благополучно вернулся из космоса. Но может быть, у вас еще есть какое-нибудь заветное желание?

– Конечно, Нэнси, я мечтаю о вакуумном пылесосе «Электролюкс» со всеми насадками…

И они покатывались со смеху при мысли о том, что за простофиля это Благовоспитанное Животное. И все же… от этого не становилось легче, когда приходила ваша очередь.

Полет Гордо должен был продлиться тридцать четыре часа, то есть Труди ожидала самая продолжительная осада из всех, что когда-либо устраивало Животное. К ней прибыли две группы жен. Луиза Шепард привезла в своем кабриолете супруг «первых семерых». Позже прибыли несколько жен «следующих девяти»: Мэрилин, жена Джима Ловелла; Пэт, жена Эда Уайта; Джен, жена Нила Армстронга; Барбара, жена Джона Янга. Они все пытались слушать радиопереговоры Гордо по высокочастотному приемнику, который Труди одолжил Уолли Ширра. Этот приемник находился в капсуле Уолли во время его полета. Но они почти ничего не слышали, кроме помех. Женщины устроились на заднем дворе, где их не могло видеть Животное, смотрели трансляцию полета и ели пироги. Соблюдая негласные традиции, подруги и соседки принесли много еды. Во время девятого витка, который начался примерно в 19.30, Гордо должен был поспать несколько часов, и Труди решила, что ей и двум ее дочерям, Джен и Кэм, тоже не помешает немного отдохнуть. Наутро Гордо все еще находился в космосе – он провел там уже двадцать четыре часа, – Животное по-прежнему караулило за дверью, а чувство опасности стало еще сильнее. Примерно в полдень, когда Купер пошел на свои последние четыре витка, из телевизионных репортажей выяснилось, что в капсуле возникли какие-то проблемы с электричеством. А во время предпоследнего витка они усилились. Теперь казалось, что Гордо придется выравнивать капсулу перед вхождением в атмосферу вручную, без какой бы то ни было помощи автоматической контрольной системы. Труди позвонил Дик Слейтон. Он сказал, что ей и детям не стоит беспокоиться, потому что Гордо отрабатывал ручное вхождение в атмосферу множество раз на тренажере.

– Именно это ему всегда хотелось сделать во время полета, – сказал он.

Что ж, Гордону скучать не придется. А Труди оставалось лишь готовиться к следующему шагу. Если Гордон начинает вхождение в атмосферу, то очень скоро… она выйдет за дверь, столкнется с Животным, его камерами и микрофонами и пройдет через пресс-конференцию…

Тем временем дела у Купера пошли не лучшим образом. Сразу после взлета он сказал Уолли Ширре, который был диспетчером:

– Чувствую себя отлично, старина… Все системы работают.

Ученых, которым наконец позволили провести во время полета несколько экспериментов, интересовали пределы приспособляемости к невесомости. Они надеялись увидеть, каково Куперу будет там спать, хотя и не были уверены, что им удастся это узнать за время тридцатичасового полета – из-за высокого возбуждения астронавта. Но они зря беспокоились. Старина Гордо заснул уже на втором витке, даже несмотря на то, что его костюм перегревался и постоянно приходилось регулировать температуру. Одним из его заданий было собирать образцы мочи через определенные интервалы. И Купер покорно это делал. Так как в состоянии невесомости было невозможно переливать мочу из приемников, шарики жидкости начали плавать по всей кабине; у Гордо имелся шприц, чтобы переливать мочу из приемника в контейнер. Но шприц подтекал, и вскоре вокруг астронавта уже плавали зловонные янтарные шарики. Он периодически пытался согнать их в один большой шар, а затем вновь приступал к заданиям, включавшим эксперименты со светом и фотографией, вроде тех, что были у Карпентера. Гордо действительно держался прекрасно. Он вел себя гораздо спокойнее, чем Ширра, и никто не верил, что такое возможно. Время от времени Купер выглядывал в окно и читал людям на земле небольшие лекции в своем стиле.

– Внизу Гималаи, – говорил он.

Казалось, ему нравится само звучание этого слова. В оклахомском произношении Гордо оно выходило очень потешным.

На девятнадцатом витке (оставалось сделать еще три) величина перегрузки стала нарастать, словно капсула начала вхождение в атмосферу. Более того, капсула стала вращаться, как при спуске в атмосферу для увеличения устойчивости. Автоматическая контрольная система начала производить операции спуска, хотя капсула по-прежнему находилась на орбите и ничуть не уменьшила скорости. Электрическая система давала сбои. На следующем, двадцатом, витке пропали все показания положения. Это означало, что Купер должен был выравнивать капсулу вручную. На предпоследнем, двадцать первом, витке автоматическая система полностью вышла из строя. Куперу теперь предстояло устанавливать угол атаки капсулы вручную, ориентируясь по горизонту, кроме того, надо было сохранять устойчивость капсулы по трем осям – крена, вращения и рыскания – с помощью ручного регулятора, а также вручную включать тормозные двигатели. Тем временем из-за электрических неполадок что-то случилось с кислородным балансом. В капсуле, а также внутри скафандра и шлема Купера начала накапливаться двуокись углерода.