Книга ОбрАДно в СССР - Сергей Троицкий

Я деловито давал указания, как разгружать аппаратуру и как её комутировать, а после этого обратился к ИНСТИТУ­ТУ КУЛЬТУРЫ:

— Итак...?!

— Ольга Игоревна! Меня Зовут!

— Ольга?!

— Игоревна!

— Ну отлична, отлична, например! Тащемта, где у вас де­корации?!

— Какие декорации?!

— Как какие?!

— В каком смысле, — при виде моднейших людей, 24летняя Ольга Игоревна «поплыла» с закатом глаз...мне пришлось вывести её из замешательства:

— Праздничные декорации, БОРЬБЫ с БУХЛОМ! — ес­тественно как девушка из интилигентной семьи Ольга Иго­ревна, не врубалась, что есть такое — БУХЛО!

— Ну бухло реальное! После которого девушке и её воз­любленному хочетца дико танцевать и обниматца!

— Обниматца?!

— Да! Обниматца и целоватца! И любить дико друг дру­га, в результате чего, появляетца ГИТЛЕР ЮГЕНТ, то есть дети?!

— Какие дети?! — 24 летняя Ольга Игоревна окончатель­но «поплыла»:

— Какие?! Какие?! Да такие, которые рождаютца в ре­зультате беременности! — 24летняя Ольга Игоревна испу­ганно осеклась:

— А я не беременна, то есть, я, это, ходила...товарищ Тро­ицкий...вы, ну это...

— Не волнуйтесь Оленька!

— Игоревна!

— Ну, да — Игоревна! — я взял её за руку, она вся про­сто затрепетала:

— Теперь когда политика партии, строитца на борьбе с алкоголем, который сопутствует затусовки парней и тёлок, нам необходимо создать новейшие схемы ЛЮБВИ!

— Схемы ЛЮБВИ?!..

— Всё правильно, например! Моднейшие схемы ЛЮБ­ВИ!..

— А они какие?

— Да, очень простые! Пройдемте в кладовку, а по дороге и поговорим! У вас есть ключи от кладовки?!

— Вот они! -24 летняя Ольга Игоревна, явно вошла в экс­таз и для убедительности показала мне мифическую связку ключей — когда мы оказались в кромешной мгле кладовки, она спросила:

— Ну значит?! Какая теперь политика партии, по кото­рый БЕЗАЛКОГОЛЬНЫЕ ДИСКОТЕКИ сопутствует СО­ЦИАЛИЗМУ и новейшим схемам ЛЮБВИ?! — она включи­ла свет:

— Да очень простые! Например, выключаете СВЕТ!

— В каком смысле?!

— Да в прямом! Просто берите и выключайте свет!

— Как вообще?!

— Да с помощью переключателя!

— А дальше?!

— А дальше?! Если у вас нет клоустрофОБИИ, то вы обя­заны в кромешной тьме -подойти ко мне.

— А потом?!

— Что потом? Вы сначала подойдите и сами узнаете! Я между прочим, щас вам даю мастер класс как в Институте Культуры. Только там «такой мастер класс», вам могут пре­поднести лишь престарелые извращенцы — артисты из труп­пы МАРКИЗА де САДА!

— Вот!

— Отлична! Отлична! Ё! Теперь раздевайтесь, на улице лето....

— До гола?!

— Да лучше до гола!

— Вот так?!

— Отлична! Отлична! НАПРИМЕР! Теперь поворачива­ешься спиной...

— Вот так?!

— Да именно так! Какой прекрасное образование! Сразу видно, что человек учился в ИЮ...

Через 3 мин, мы вышли из кладовки, урелки уже перетас­кали колонки на сцену, сидела по блатному на кортах в кепорях, грызли семечки и давали коменты в отношение 24 лет­ней Ольга Игоревна, которая окончательно «поплыла» после посещения кладовки:

— Колян?! Как думаешь, чё они там делают?

— Декорации наверно ищут!

— Да какой там ищут, лижутца и всё тут!

— Наверно ebutca!

— Да не, она наверно сосёт!

— Ты че обалдел? Наверняка её в очко порят!

Я быстро прекратил это шоу, заставив пацанов вешать банеры: «Товарищ Горбачёв — вождь партии», «Трезвость норма жизни» и «ААКОГОАЬ — ВРАГ ПРОЛЕТАРИАТА», «Выпей чайку — ЗАБУДИШЬ ТОСКУ!», «БОРМАТУХА и КОСЯК — самый лютый ацкий враг» (этот банер был моего сочинения)...

Вощем, через 5 мин мы снова включили свет в кладов­ки, вытащили весь возможной юбилейный стаф и всячески украсили сцену. Настроили нищенско — допотопный свет и цветомузыку. Подключили магнитофон «Электроника» и вертушку «Акорд», затем проверили звук и подкрутили экволайзер. Всё было заебись, а пацаны были довольны. Перед отъездом я им сказал так:

— Значит так пацаны! Расклад такой! Сорока весть на хвосте принесла, что якобы — чуваки из соседнего района хотят сорвать дискотеку!

— Как так?!

— Да вот так! А кроме того выебать всех ваших баб!!!!

— Выебать всех наших баб?!!!!

— Ну естественно! Не 24летнюю же Ольгу Игоревну, ко­торая уже посетила Имперскую кладовку!!!! — парни дико возмутились и стали борзеть:

— Да пусть тока сунутца! Мы им сразу ебало начистим!

— Это хорошо! Но главное смотрите, чтоб до начала туцсы, они не смогли поджечь дом культуры и аппаратуру!

— Евгенич! За аппарат можешь не беспокоитца! Если чё мы его, из огня вынесем и бабы помогут!

— Надеюсь на вас парни! Вы уж не подведите! — колхоз­ный грузовик доставил нас обратно в лагерь...

Когда мы подъезжали, я увидел как Лили прогуливалась по полю со стройным Питерским чуваком, дико похожий на Хадорковского в молодости. Такие же изящные очки, футбол­ка «Монтана», джинсы «Вранглер» и красовки «Адидас», всё нулёвое из «Берёзки»! Такой упакованный интилегент, спор­тивного типа, без всякого слэнга и бухла. Он всегда держал­ся особняком и несколько высокомерно, как-будто сынок Со­ветского посла в США, случайно попавший в компанию ниже себя рангом...

Когда они скрылись за яблоней, у меня вспыхнула пер­вая искра ревности, но я её тут же погасил, переключив свои мысли на предстоящую ДИСКОТЕКУ 80х...

Лагерь готовился к обеду, а на всю округу, через колон­ку «Родина» шла трансляция Севы Новгородцева в записи, про АСДС:

.... В конце зимы 1980 года разразилось несчастье: груп­па находилась в Лондоне, работала над новым альбомом. 21 февраля, видимо, желая отпраздновать известный вам праздник, Бонн Скотт с приятелем пошел в лондонский клуб «Music Machine». Я жил по соседству, и часто туда в свое вре­мя ходил. «Music Machine» представлял из себя театр конца прошлого века, третий и четвертый ярусы закрыты наглу­хо, на балконе размещается бар, продающий спиртное, пе­ред высокой сценой — площадка для танцев, а задняя часть партера оставлена для лиц, желающих созерцать. Люди в «Music Machine» не разговаривают, поскольку это бесполез­но: аппаратура лупит с такой силой, что собеседника не усльшишь:»Разевает щука рот, а не слышно, что поет».

Выступали там по большей части группы тяжело­го рока, говорю в прошедшем времени, потому что три го­да назад там на сцене случился небольшой пожар, клуб за­крыли, а потом его купил Стив Стрэндж из группы «Visage», помещение полностью отремонтировали, переименова­ли его в «Camden Palace» — «Камденский дворец» — и те­перь это дискотека для сверхмодной молодежи, куда я, по по­нятным причинам, не хожу. Но вернемся к нашему рассказу: Бонн Скотт пробыл в «Music Machine» до трех ночи, регу­лярно совершая подходы к стойке бара. Друг его на рассле­довании сказал, что Бонн выпил не меньше семи двойных порций виски. Порция в баре — двадцать четыре грамма, стало быть, семь двойных — это триста двадцать шесть граммов. Много это, или мало — судите сами. По дороге до­мой Скотт заснул на заднем сидении машины, нести на ру­ках его друг был не в состоянии, и решил оставить там, где был. Пусть, мол, проспится. Проведать Скотта он пришел только на следующий день после обеда — тот лежал на зад­нем сидении без признаков жизни. Друг в панике бросился в ближайший госпиталь, где доктора определили, что Скотт умер. Дежурный врач сказал: «Этот паренек — кузнец соб­ственного несчастья». Дело в том, что Скотту ночью ста­ло плохо, лежал он неудачно, на спине, и просто-напросто захлебнулся, научно выражаясь, смерть наступила в резуль­тате механической асфиксии. Как и следовало ожидать, га­зетчики обрушились на Скотта, называя его алкоголиком и даже наркоманом, однако ребята из группы сказали, что, хотя он действительно выпивал и до концерта и после, ни разу за всю свою работу с группой товарищей он не подвел. А работать приходилось много: двести пятьдесят концер­тов в одном только 1979 году. Один раз, правда, в аэропорту он сел не на тот самолет, да и то из-за того, что заговорил­ся с симпатичной девчонкой. И уж, конечно, никаким нарко­маном Бонн Скотт не был.