Книга Самурай - Ирина Оловянная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Каждый вечер я звонил Гвидо и интересовался его делами. Его выпустят из госпиталя в конце недели, чтобы он мог отпраздновать Новый год, а потом опять положат на регенерацию.
Приглашения в резиденцию Кальтаниссетта на всю компанию мне даже не пришлось просить. Синьор Мигель, уже отхвативший зону Кремоны на Северном и поэтому благополучно вернувшийся домой, сам написал мне вежливое письмо, приглашающее меня, во-первых, на ежегодную церемонию памяти павших, во-вторых, на церемонию награждения орденами и медалями и, в-третьих, на ежегодный прием по случаю Нового года, специально отметив, что такие же приглашения посланы и всем моим приятелям, по списку.
Свое физико-математическое отставание я разгреб к четвергу.
А вечером с Южного континента наконец прилетел проф. Живой и здоровый, только очень уставший. Почему я не могу броситься ему на шею? Я подавил первое движение души и подошел к нему вплотную, чтобы он мог меня обнять. Раньше надо было на шею кидаться, теперь я стал слишком длинным.
Проф сухо поцеловал сестру в щечку, пожал руки всем встречающим и, обняв меня за плечи, пошел к дому.
— И сколько раз вы слазали на рожон? — поинтересовался я.
— Э-э, нет, я все делаю правильно. А вот ты… — Проф слегка улыбнулся.
— Ага, ну конечно, по определению, — ехидно парировал я.
Проф покачал головой:
— У тебя потери.
Я опустил голову.
— Это случается, — добавил он уже серьезно, — но это твой промах. А завтра ты услышишь имена всех моих промахов за прошлый год.
— Угу, я понял, — вздохнул я.
— Нет, ты еще не понял, ты поймешь завтра, — возразил проф. — Когда я посмотрю в глаза каждой женщине, сын, муж или брат которой погиб, потому что я недостаточно хорош.
— Нам неделю назад звонил отец Гвидо, хотел вам на меня пожаловаться, ну потому что Гвидо ранили, так синьор Соргоно сказал ему нечто прямо противоположное. И тогда я решил, что это очень мудро.
— И что же он сказал?
Я пересказал ему диалог между синьорами Монкалиери и Соргоно.
— И что же тут противоположного? — удивился проф.
— Э-ээ… — Я не нашелся, что ответить.
— Подумай, — предложил проф.
Я кивнул.
Что тут думать, все понятно. Мои солдаты — добровольцы, это так (как хорошо, что я не кремонский офицер), то есть они сознательно выбрали риск. Именно это имел в виду синьор Соргоно. Но меня это не касается: если человек хочет на тот свет, он просто берет маленький бластер и стреляет себе в голову. Поэтому отвечаю я за них, как если бы они не были добровольцами. А отвечать за мобилизованных вообще невозможно — проще умереть.
* * *
Наутро в пятницу шел дождь. Получив мои заверения, что я отлично доберусь сам, проф, как-то разом постаревший, уехал в резиденцию. На воинское кладбище я решил ехать на элемобиле: сегодня будет слишком много народу, Феррари будет не припарковать. По дороге я прихватил Алекса и Лео.
На кладбище было очень много людей, но стояла мертвая тишина. У меня от нее даже зазвенело в ушах, и я почти не воспринимал то, что говорили сначала синьор Кальтаниссетта, а потом проф.
Всех погибших обязательно награждают «Золотыми Ястребами». Обязательно сам главком. Поэтому проф действительно посмотрел в глаза каждой женщине, которой он отдавал награду ее погибшего сына, мужа или брата.
Я почувствовал, как ему сейчас тяжело и больно. Но это обязательно, это будет одним из условий, при которых моя сторона остается моей. Даже если там, на трибуне, буду стоять я сам и если это мое сердце будет останавливаться от боли. Склоненные знамена из золотистого шелка с летящими ястребами впервые не казались мне просто красивыми тряпками.
В субботу нас наградили сразу за оборону Джильо-Кастелло «Золотыми Ястребами» (я поежился: по-моему, меня перехвалили) и за партизанскую войну под Мачератой — медалями «За храбрость». Это адекватно.
— Лео, — поинтересовался я, — а твой отец не будет против?
— Не-а, он смирился, еще когда мы вернулись с Джильо. И вообще он как-то стал спокойнее ко всему этому относиться: больше не думает, что за границами зоны Джела мрак и варварство.
Когда мы вернулись домой, проф открыл сейф и отдал мне довольно большую коробку.
— Это твои награды за тайные операции. Носить сможешь, когда они будут теряться среди остальных.
— Понятно, — ухмыльнулся я.
— Вообще-то я собирался отдать это, когда тебе исполнится шестнадцать, но я думаю, ты и так не проболтаешься и хвастаться не будешь.
— Угу, — согласился я.
— И еще вот здесь, — он показал на сейф, — лежит твоя кредитная карточка.
— Э-ээ, только что я думал, что она лежит у меня в кармане.
— У тебя в кармане лежит то, что осталось от тех пяти процентов, которые тебе можно было дать в руки. Надеюсь, ты не обидишься. У тебя и так намного больше средств, чем у твоих сверстников.
— Вообще-то там лежит несколько больше, чем вы туда положили, — заметил я.
— Занимаешься бизнесом? — с иронией поинтересовался проф.
— Конечно, — откликнулся я. — Жаль, что вы решили перестраховаться, да я бы уже пол-Этны скупил, на такие-то деньги.
— Вот поэтому я тебе их и не дам, получишь, когда вырастешь.
— М-мм, почему вы решили сказать мне это сейчас? Как будто собрались умирать? — с тревогой спросил я.
— Вот еще, придется тебе потерпеть мое общество.
Я ткнулся лбом ему в плечо. Проф меня обнял.
— Нет, правда, ничего не случилось, — продолжил он, — просто так вышло.
— Угу. Ясно. Но все равно как-то неуютно. Мы так много отхватили за последнее время, не факт, что синьор Кальтаниссетта сумеет это прожевать. Ну и вдруг все испугаются, объединятся и навалятся скопом.
— Джела, Вальгуарнеро, Каникатти и Кремона?
— Ну да.
— Будет просто отлично, — улыбнулся проф.
Я удивленно поднял брови.
— Ну, если ты не догадаешься, то и они тоже.
— Р-рр, мало мне задач, — проворчал я, собираясь уходить.
— На своих «Ястребов» не хочешь полюбоваться?
— Угу, — ответил я, забирая коробку, — скоро принесу обратно, пусть они лежат в сейфе, секретнее будет.
Когда Наполеон учредил орден Почетного легиона, кто-то сказал ему, что он дарит игрушки своим ветеранам. «Игрушки управляют людьми», — ответил император.
Прекрасно знаю этот исторический анекдот, но все равно приятно.
У меня, оказывается, уже четыре «Золотых Ястреба». И еще много чего. Носить я их не смогу никогда, сомнительно, чтобы всякие случайные приключения принесли мне столько же наград. Я сложил ордена и медали обратно в коробку, запер ее в столе и побежал на кухню: тетушка Агата приглашала слегка отметить наши первые (ха!) награды дегустацией чего-то потрясающего.