Книга Эльфийская кровь. Книга 1. Прозрачный старик и слепая девушка - Владимир Ленский

— Хорош, нечего сказать! — хрипло прошептал Чильбарроэс, выпуская Элизахара. — Слюнтяй! Еще бы в обморок упал, старая дева!

Элизахар сдавленно закашлялся.

— Ты едва не задушил меня, — упрекнул он старика.

— Ха! Ты едва не заорал! — ответил тот зло. — Знал бы заранее, что ты так раскудахчешься, — ни за что бы с собой не взял!

— Чей это сон?

— Его сейчас видят по меньшей мере два человека: мать девушки и человек, который ее украл, — сказал Чильбарроэс. — Ну, и еще мы с тобой. Впрочем, ты ведь не спишь. Ты находишься здесь на самом деле. Я еще не научился вынимать из человека душу, чтобы отправлять ее в путешествие по чужим грезам. Так что можешь не стараться ущипнуть себя или что там положено вытворять, чтобы проснуться. Ты и без того не спишь.

— Я не сплю? — удивился Элизахар.

— Вот именно! Все-таки ты удручающе глуп, Элизахар. Зачем я рассказывал тебе о моих снах? Чтобы ты так ничего и не понял?

— Я... действительно не понимаю, — признался Элизахар. — Я простой солдат.

— Больше нет, — заявил Чильбарроэс.

— Значит, я — здесь, на том самом месте, где мне и надлежит быть? — Неожиданно Элизахар улыбнулся. — Я не сплю, мне не придется разыскивать этот дом, потому что я — здесь, и Фейнне — тоже здесь, за этой оградой?

— В общем и целом ты оцениваешь ситуацию довольно точно. Единственная неприятность заключается в том, что туда, за частокол, тебе не пробраться.

— А если действовать с помощью снов?

— Два варианта. — Чильбарроэс поднял палец. — Либо сон становится явью, и тогда мы имеем Фейнне с выколотыми глазами, падающую с небес прямо на колья... Ты этого хочешь? Нет? Я тоже не хочу. Либо ты делаешься частью сна, и в таком случае твои действия теряют всякий смысл. Любое убийство, любое бегство, совершенное в одном сне, будут уничтожены другим сном. Действия, совершенные в снах, не имеют значения. Они равнозначны. Их можно не совершать вообще.

Элизахар выпрямился. Тело одеревенело, как будто он долго сидел в неподвижной позе.

— Что я должен делать? — спросил он прямо.

— Спрятаться и выжидать, — ответил старик. — Она — там. Ты — здесь. Жди удобного случая. Прячься в лесу. Наблюдай. Высматривай для себя лазейку. Я буду приглядывать за тобой, насколько у меня это получится. Прощай.

И старик пропал.

Элизахар встал на ноги, сделал несколько шагов: следа Чильбарроэса он не заметил. Однако охотничий домик по-прежнему стоял на месте, и оттуда уже тянуло дымком: там проснулись и начали готовить завтрак.

Луны канули за край леса, воздух порозовел: заря готовилась вступить в лесные хоромы, и их величества деревья горделиво замерли в ожидании этой важной встречи.

Глава двадцать четвертаяДЯДЯ АДОБЕКК

Поместье, куда направлялись Эмери и Ренье, было пожаловано их предку почти семь веков назад за доблесть, проявленную в бою, и с тех пор ни разу не дробилось между наследниками. Когда умер последний потомок мужского рода, оставшийся после легендарного храбреца, поместье отошло к дочери.

Теперь этими землями и замком владели дед и бабка братьев. Их мать давно умерла, и красивая маленькая гробница, где упокоилась Оггуль, встречала каждого, кто въезжал в имение.

В трех десятках миль от моря начинались пологие холмы, которые уже через полдня пути сменялись невысокими лесистыми горами, а к вечеру путники добирались до первой речной долины из четырех, рассекающих эти горы. При спуске в долину на живописном склоне издалека виднелся белый купол, расписанный золотыми звездами, а затем постепенно появлялись и тонкие витые колонны с резными капителями в виде поникших, увядших цветов. Крошечный садик был разбит вокруг этого изящного строения, всегда пестрый и цветущий. За ним всегда тщательно ухаживали.

— Вот и могила Оггуль, — шепнул Ренье, лаская взглядом последнее прибежище матери.

Эмери благоговейно склонил голову.

Братья почти не знали ее. Оггуль ушла из жизни, когда старшему было чуть больше пяти лет, а младшему — чуть меньше. Прекрасное, нежное видение, всегда печальное, с мягкими руками, мать вспоминалась смутно, точно затененная розоватым туманом. От нее пахло цветами — чуть привядшими лилиями. Иногда она пела. У нее был негромкий, низкий голос.

Фоллон спешился первым и поспешил преклонить колени перед гробницей. Братья последовали его примеру. Здесь было тихо и благоуханно.

Затем все трое снова сели на лошадей и проехали еще несколько миль, прежде чем разбить лагерь на ночь в долине.

Возвращение домой взволновало братьев больше, чем они могли предположить. Они не были здесь два года — очень важных два года, за которые мальчики превратились в юношей, избалованные барчуки — в студентов университета. Теперь же, возвращаясь обратно, они как будто вновь обретали самих себя — себя истинных.

Как это всегда случается в годы взросления, братья не только получили новые знания и качества, но и изрядно подрастеряли детские свои достояния, живя среди чужих людей. Каждый шаг по направлению к замку словно бы отдавал им назад частицу их прежнего «я».

Замелькали важные, памятные места. Вот здесь Ренье упал с лошади и повредил ногу, а там они с братом заблудились в двух шагах от дома. Как было стыдно, когда их отыскала кухарка и, браня на чем свет стоит, привела к себе, чтобы умыть! У этого дерева они узнали о смерти матери, которая ушла к феям, прекрасным, как она сама... А за поворотом будет большой белый валун, возле которого Эмери сочинил свою первую мелодию.

Все эти события, большие и крошечные, имели огромное значение для братьев — и больше ни для кого на всем белом свете. Здесь обитала их душа, и сейчас они с особенной остротой ощущали это.

Замок, выстроенный на противоположном берегу небольшой, бурной по весне реки, был виден издалека и казался поначалу совсем небольшим. Стройные башенки, перестроенные совсем недавно, на памяти бабушки покалывали небо, как сказочные веретена, и небо над ним послушно засыпало, подобно заколдованной принцессе, подчиняясь неизбежности старинной сказки. Мутноватое тихое, оно неподвижно зависало над стенами и башнями, и лишь изредка по нему неспешно шествовали упругие белоснежные облака. Замок находился в котловине, над которой редко шли дожди. Обычно осадки выпадали к северу отсюда — именно там находились принадлежавшие замку деревни.

Появление молодых господ не вызвало суматохи. Их ждали, к их прибытию все было готово. Прежние комнаты превращены из уютных детских в достойное обиталище для избалованных и образованных юношей. На кухне подпрыгивает в нетерпении робкое желе, солидно подрагивают пудинги, вальяжно нежится среди тушеных овощей крепко перченое мясо, и у каждой бочки с напитками разной степени крепости откровенно выжидающий вид.

Слуги по очереди приветствуют въезжающих в замок. Ренье улыбался во весь рот, сияя и одаряя каждого частицей своего лучезарного обаяния. Эмери тоже чуть раздвинул губы. Он был взволнован, и симфония, звучавшая в его ушах и слышная пока что ему одному, почти оглушала его. Он ощущал прикосновения рук — слуги хватали его за колени, за сапоги, а когда он спешился и тотчас был лишен коня — за руки, за плечи, даже за волосы.