Книга Гроза тиранов - Андрей Муравьев

Забилась в закуточек у входа в подвал и стараюсь быть ниже травы. Бой успоился, но страсти не затихают – черногорцы ревут и спорят.

Французы выдвинули условие: те, кто желает сохранить жизнь, должны сдать все ценности и оружие и могут валить на все четыре стороны. Учитывая, что выходы из города под прицелом турок – малопривлекательная перспектива. Но многие согласны попробовать. Удерживать цитадель под дулами уже сгруженных с кораблей гаубиц республиканцев желающих мало. Только Лешка гнет свою линию.

Он страшен.

Конечно, это всего лишь тело, но, Боже мой, какое ужасное. Лицо напоминает свежую отбивную, зубов нет, зато глаза, неестественно голубые, вызывающе пронзительны. Он подволакивает ногу и прячет изувеченную руку, но когда начинает говорить, большинство гайдуков умолкает.

Я не успеваю разбирать их речь. Местные тараторят на своем горском диалекте. Когда они не спешат, еще можно понять, зато если волнуются, то фразы превращаются в абракадабру.

Арамбаши требуют сдать Кровавую башню французам. Они не верят, что даже перяники выстоят против лягушатников. А уж дожидаться русских и вовсе желающих нет.

С французскими парламентерами приходил паренек в странной шапке с четырехугольником на макушке. Такая шапка, кажется, уланкой зовется. При виде его Лешка побледнел и схватился за ружье. Соседи еле удержали. Они с этим франтом долго орали друг на друга на русском. Паренька зовут Кмит, он – из польских легионеров, шляхтич. Каким-то образом он подставил нас, а теперь уговаривает сдаться и не лить кровь понапрасну.

Арамбаши не против, но золото отдавать не хотят. Если бы не это, то давно бы уже разбежались бы по горам эти вояки, а нас с Лешкой сдали бы новым хозяевам.

Правда, один из атаманов, вроде, держит сторону Алекса. Арамбаши зовут Георгий.

Побыстрей бы все это закончилось!

Чтобы отвлечься, думаю о Данко. Как он там? Выжил ли? Спросить не у кого.

Уже не тешу себя глупыми надеждами. Наверняка, турки не оставили живого свидетеля и будущего мстителя. Возможно, уже и скелет истлел где-то в расщелине.

Чтобы не зареветь, сжимаю зубы так, что они скрипят.

Вспоминаю последние дни.

Когда я сбежала, то сразу решила, что погожу с попытками вырваться наружу. Еще когда планировала побег из «рабской доли», выучила все сильные и слабые стороны городской стражи. Я – не тушканчик, чтобы прыгать со стены, да и на стену еще забраться надо. А при выходе через ворота, если в городе какая буза случается, всех так досматривают, что шансов почти никаких. Вот и выбрала самое удобное логово – подвал дома, где жила рабыней. Старушка Баби радовалась мне так, что даже на сердце стало теплей. Обещала похлопотать перед хозяином, чтобы тот опять в рабыни взял. Еле отговорила.

Думала отсидеться пару-тройку дней… А тут такое.

Когда вспомнила Баби, на глаза сами собой набежали слезы. Она так меня любила, а эти мордовороты ее…

Кулачки сжались и разжались – против оравы грызущихся волков моих силенок явно не достаточно.

Зато на память пришли слова старушки.

Я вскочила и подбежала к Алексу, которого тут именовали то Карабарис, то Петр.

– Слушай, Лешка, я забыла тебе одну вещь рассказать.

Он только закончил препираться с грузным четником, за которым толпилось человек двадцать юнаков с ружьями наперевес. За Лехой тоже собрались горячие головы, но числом поменьше.

– Это важно!

Он отвернулся от гайдуков.

– Ну?

Вспоминаю откровения старушки.

– В доме палача есть ход. Помнишь, мы тайную комнату открыли в нашем времени. Так вот, из этой комнаты можно выбраться в конец балки за пределами городских стен. Ход старый. Дом когда-то принадлежал венецианской купеческой семье – они мастаки на такие вещи.

Лицо Алекса подергивается, но заметно светлеет.

– Покажешь?

– Конечно! Мне бабушка обещала помочь этим ходом сбежать, когда хозяин дома уедет куда. А то он ночевал у единственной двери!

Он разворачивается к сгрудившимся вокруг усачам и ревет им на своем диалекте. По лицам головорезов пробегают ухмылки. Атаманы ожесточенно спорят между собой, но, наконец, соглашаются.

– Не отходи от меня. Мы ударим в сумерках. Будем пробиваться к дому, потом сдерживать французов.

– А, может, тихо проберемся туда. Ты да я… И улизнем незаметно. Дом стоит у самой стены, там нет лягушатников – они ж побаиваются под пушки цитадели соваться.

– Нет. Уходить будем все!

В груди давит… Что-то мне не нравится здесь.

8

Через час после заката гайдуки выстроились перед воротами.

Алекс обходит заряженные пушки, тыкает в каждую фитилем, потом поджигает запальные шнуры на воткнутых в стены ракетах. Залп орудий оглушает, но когда свистящие ракеты начинают уноситься в темень, становится по-настоящему страшно.

Ядра не причинили какого-либо вреда. Зато взрывающиеся ракеты здорово напугали. Одна из них влетела в окно дома напротив. Взрыв… И на месте дома только дымящиеся развалины. Французы, согласившиеся ждать до утра решения православных разбойников, пробуют пулями задержать авангард, но гайдуки катятся ревущей и стреляющей волной. Улочка неширока, тут негде развернуть большие батальоны, которыми славится Франция. Людская масса сметает узенькую баррикаду, втаптывает в камень щуплых пехотинцев и врывается во двор дома.

По плану, нас должны поддерживать из цитадели почти половина юнаков. Они подойдут, когда ход откроют. Но кажется, что все гайдуки уже здесь.

Горцы седлают стены, волокут к ним телегу и скамьи, чтобы можно было стрелять через край.

Французы, ошеломленные глупой атакой и захватом ничего не значащего домика, собирают силы и не спешат.

Меня волокут внутрь.

Тайная комната открывается сразу. Зато ход ищем минуты две.

Трескотня ружей во дворе усиливается.

Вот и он – темный зев лаза. Всего то и нужно было – сдвинуть пару стеновых панелей.

Внутрь тут же ныряет доброволец. Через десяток минут он выскакивает обратно, сияющий, как свеженачищенный пятак.

Алекс выбегает наружу и пускает в небо одинокую ракету. Со стороны цитадели слышны крики радости. Через минуту к нам устремляется толпа. Все нагружены сверх меры – мешки с серебром, тканями, посудой. Добыча! За их спинами разгорается гигантский погребальный костер – тела погибших нести некому, да и крепость оставлять врагу не хочется.

Очнулись лягушатники. Под барабанный бой снизу топает отряд мушкетеров. Хаотичная стрельба юнаков, засевших на узкой улочке, казалось, не трогает их. Лишь то один, то другой из парней в голубых мундирах валится на камни. Его место тут же занимает сосед сзади, ряд смыкается.