Книга Отчаянные - Билл Болдуин

Стандартную неделю спустя я добил все дела, остававшиеся еще незавершенными — за исключением Клавдии, конечно, но это дело и не могло завершиться окончательно, ни тогда, ни потом… Я передал все нити управления базой в руки Уильямса, которого после некоторого нажима на Драммонда повысили в звании и назначили временно исполняющим обязанности командующего базой — до тех пор, пока эта свора на Авалоне не линчует меня, после чего командование перейдет к нему окончательно. В отличие от Клавдии с Барбюсом возникали кое-какие проблемы. Он так рассвирепел, что написал рапорт об отставке, который Драммонд благоразумно положил под сукно, чтобы дать мне время урезонить бедолагу.

Что же касается меня, то мне оставалось, как говорится, только сделать ручкой. Рано утром следующего дня Джим Пейн и его «327-й» (он ворчал, что начинает ощущать себя личным шофером, только ливреи не хватает) должны были забрать меня на Авалон, где по истечении некоторого полного неприятностей периода времени я должен был начать новую, совершенно другую жизнь. Я ухитрился избежать прощального банкета, сославшись на «временный» характер отданных мною распоряжений, хотя все прекрасно понимали, что это всего лишь отговорка. Почему-то одна мысль о том, что все эти люди будут стараться делать вид, будто ничего не случилось, приводила меня в ужас. Я возвращался домой, но в яму, из которой не будет спасения, и ни я, ни кто другой ничего не мог с этим поделать. И главное, у нас с Клавдией имелись на этот вечер совершенно другие планы. Никакая, даже самая веселая и теплая вечеринка не могла бы сравниться с вечером наедине с ней, и потом, следующая такая возможность могла нам представиться очень и очень нескоро… если представится вообще.

Ближе к вечеру, разделавшись со всем, кроме нескольких последних «прости», я направил свой гравицикл на городской холм, к монастырю градгроутов. Я не знал, когда увижу Аталанту в следующий раз и удастся ли мне это вообще когда-нибудь, а лучший вид на город открывался именно от монастыря. Внизу подо мной раскинулась старая часть города, беспорядочное скопление выбеленных домишек с вкраплениями крошечных цветущих садиков. Большая часть улиц извивалась без какого-либо намека на систему, и сами они были так узки, что балконы расположенных напротив друг друга домов почти соприкасались. И слишком часто эти уютные, мирные кварталы прерывались отметинами выгоревших, лишенных крыш зданий, а улицы перегораживались грудами рухнувшего кирпича и камня. Ближе к основанию холма — и к базе — бомбежки стерли с лица земли целые кварталы более современных районов.

Наверняка кто-то там, в городе, обвинял в этих разрушениях лично меня. Однако даже гнусный трус Саммерс не смог бы спасти город от такой печальной участи. Война особенно беспощадна к стратегически важным городам вроде Аталанты. Впрочем, война беспощадна ко всем, к победителям и к побежденным.

Там и здесь я мог разглядеть похожие на игрушки трамваи, алыми букашками карабкавшиеся вверх или вниз по склону холма. Их пронзительные звонки, должно быть, слышно аж на самом Авалоне. Когда-то, в молодые годы, я сам любил кататься на них. В порту, как-то сразу сделавшемся ужасно тихим после отлета последнего конвоя на Гонтор, выруливало на старт звено «Звездных Огней». Они разбежались, оставляя за собой на воде вспененные следы, и легко взмыли в бездонную синеву неба. Черт, я с удовольствием провел бы последние метациклы за штурвалом одного из них…

Ничего, я держался столько, сколько мне позволили. Теперь война продолжалась дальше, но без меня. И это была уже заметно другая война, к чему я тоже приложил руку. Со времени падения Флюванны три года назад наша старая Империя вела оборонительную войну — грозная, но лишенная сил. Наши приготовления на Гонторе и рейд на От'нар изменили это. Теперь мы не только оборонялись, но и впервые с начала войны готовились к наступательным действиям. И первое такое наступление, вторжение на Флюванну с Гонтора — операция «Сапфир», — должно было начаться ровно через три стандартные недели. Отсчет времени до его начала уже пошел.

И приближение этого уже ощущалось по всей галактике. Провал попыток Ла-Карна развязать новую агрессию против флювийских планет — и наши приготовления к освобождению той их части, что Торонд захватил раньше — заставил верховное командование Лиги «временно» перебросить на оккупированную Флюванну войска и технику с других фронтов. Что ж, это не прошло облачникам даром: ослабив свои позиции на содескийских планетах, они начали отступать под давлением наших друзей, медведей с Содески, и, похоже, этот процесс принял уже необратимый характер. А совсем скоро мы сами перейдем в наступление, открыв второй фронт, — а это будет означать начало конца для Трианского и его приспешников…

И все же для меня война закончилась. Я исполнял свои обязанности так хорошо, как мог — Не всегда идеально, но всегда на пределе сил и способностей. Ну и еще, я все-таки жив, тогда как многие из тех, кто не уступал мне опытом, но уступал везением, погибли. У меня были победы, но были и поражения, и раны свои я получал наравне с остальными. Что ж, этого оказалось недостаточно. Скоро меня принесут в жертву политике, деньгам и власти — те, за кого я дрался! Ну конечно, те, кого интересует истина, узнают, что произошло на самом деле. Но по большому счету расправа надо мной не более чем легкая рябь на воде. Мой процесс будет обсуждаться день или два в офицерских клубах по всей Империи, а потом о нем забудут на фоне событий галактической войны и грядущего триумфа над Лигой. Но что бы ни готовила мне судьба, я знал, что всегда буду гордиться тем, что я сделал для приближения этой победы… и тем, что мне довелось служить с людьми Имперского Флота.

Эпилог

11 декада 52 014 г. База имперского флота, Аталанта, Гадор-Гелик

Я сидел рядом с Джимом Пейном в кресле второго пилота его «327-го», выруливавшего по каналам подземного ангара Аталанты к открытым воротам и ожидавшему его за ними порту. По обе стороны канала выстроились, словно на смотр, «Звездные Огни» и «Василиски»… собственно, я подозреваю, что новый командующий базой и в самом деле учинил им смотр незадолго до нашего отлета. Экипажи и бригады обслуживания стояли шеренгами на причалах у своих судов и махали нам на прощание. За кормой — несмотря на все мои просьбы и даже приказы не делать из нашего отлета особого события — собралась на причале подземной стоянки целая толпа людей: Клавдия, Барбюс, Уильямс, Коттшелл, Ла-Салль, Томпкинс, Руссо и множество других, благодаря которым мое недолгое пребывание на Аталанте оказалось полным смысла (во всяком случае, с моей личной точки зрения). Этим утром, когда мы с Клавдией расставались в дверях маленькой комнатки, в которой мы провели нашу последнюю ночь, я не нашел слов прощания. И здесь, стоя у трапа, я просто помедлил, повернулся к притихшей толпе и молча вскинул руку в салюте, стиснув зубы, чтобы не дать обуревавшим меня эмоциям вырваться наружу и опозорить меня до конца моих дней. А потом я развернулся на пятках и деревянной походкой поднялся на борт.

Миновав бронированные ворота, мы оказались во главе выстроившихся клином «Звездных Огней» прощального эскорта, от чего глаза мои снова предательски защипало. Редкое изделие рук человеческих сравнится красотой со «Звездным Огнем». После того что показалось мне тысячей лет, мы вырулили на взлетную полосу и начали разгон, а «Звездные Огни» держали строй так, словно их связали стальными тросами. Спустя несколько мгновений мы оторвались от воды и почти вертикально ушли в космос. Я прилип к бортовым гиперэкранам, жадно вглядываясь напоследок в исчезающий за кормой город, где оставались люди, которых я любил. Расстроенный Пейн старался глядеть в другую сторону до тех пор, пока мы не вышли в открытый космос и «Звездные Огни» не отвернули домой.