Книга Шаги в глубину - Сергей Цикавый

Еще бы. Выше головы Его Меча не прыгнет даже Трее.

— Рея.

— Лиминаль… — протянула войд-коммандер и, поставив чашку на терминал, уселась ровно. — Она в научном штабе. Насколько мне известно, физически с ней все нормально. Подробностей не знаю, но, по рапортам, она боеспособна.

— Дюпон.

— Ааа… Александра-Александра, — вздохнула Трее. — Вот за этого кадра тебя бы стоило если и не расстрелять, то хотя бы выпороть. Ну как ты позволила ему остаться на борту? Ты же инквизитор!

— Он человек. И остался человеком.

Войд-коммандер приподняла бровь:

— Он может непозволительно много как для человека. А что еще хуже — может неосознанно. Ты игралась с бомбой, у которой испорчен взрыватель.

— Что с ним? — повторила я.

Надеюсь, я выгляжу чертовски упертой козой.

— Проходит обследования.

Тон ответа никаких надежд не вселял. В целом, научников можно понять: относительно безопасный образец из червоточины, который, как проверено, не влияет негативно на людей и среду. Хорошая игрушка, хорошая.

— Закончили с друзьями? — поинтересовалась Трее.

Я сцепила зубы и кивнула. Увы, да. Закончили, причем во всех смыслах.

— Теперь кратко о главном. Смотри.

Трее вывела на главный экран странную стереометрическую проекцию.

— Это волновая характеристика твоего мозга. Я сама толком не знаю деталей, но вот здесь — все не так, как у всех. Так называемая «Десятая аномалия», она же сокращенно — А10. Если все упрощать — а ни тебе, ни мне подробности не нужны, — то это способность видеть невозможное. В экстренных ситуациях ты… Как бы это… — Кацуко-сан защелкала пальцами. — Ломаешь реалистичность происходящего, что ли. Видишь сразу все варианты развития событий.

— Как это?

— Ну вот смотри. Ты даже синхронизируешься не как все, я уверена.

Ха, да если бы еще знать, как это — «как все». Нет такого понятия, потому что для каждого синхронизация — это свое. Я, наверное, смотрела излишне скептически, потому что Кацуко-сан едва заметно поморщилась:

— Почему не Окамото тебе это объясняет?

Теперь поморщилась я, но ничего не сказала. Сдержалась. Войд-коммандер посмотрела на меня, прикидывая что-то, а потом поинтересовалась:

— Опиши мне, как закончился твой бой? Какие ощущения от обстрела в упор линейными гразерами?

Я втянула воздух носом:

— Ничего так. Меня словно баронианец освежевал. Вручную.

Трее кивнула:

— Если ты помнишь примитивную математику, то огневой контакт при наших встречных скоростях длился менее двух тысячных секунды. Ты должна была получить один болевой пакет и скончаться от шока.

Я потянула обжигающий глоток кофе вместо ответа. Упущенная возможность собственной смерти звучала для меня как-то… Тускло.

— Вместо этого твой мозг растянул удовольствие, и ты осталась жива, — удовлетворенно сообщила Трее. — По логам, ты успела аварийно сбросить скорость, предпринять маневр уклонения и лечь в инерционный дрейф, чтобы избежать истощения активной зоны реактора.

«…И все это — в бессознательном состоянии», — закончила я. Неприятно веселило то, что Кацуко-сан готова была пожертвовать пилотом, чтобы остановить «Телесфор». Я покосилась на экраны: глупо даже заикаться о гипотетической ценности жизни в системе уничтоженной цивилизации.

— Войд-коммандер…

— Что, Александра?

— Пожалуйста, расскажите мне всю историю. Пожалуйста.

Войд-коммандер не стала улыбаться. Она что-то отстучала на клавиатуре, и часть экранов погасла.

— Будешь еще кофе?

* * *

Жил-был один мир.

Нет, не годится. Жил-был один вид.

Тоже не то.

Словом, когда-то давно мы незаметно начали расселяться по галактике. Мы щедро раздавали всем встречным-поперечным, осваивали приглянувшиеся планеты и серьезно поверили в то, что люди наведут порядок везде, где захотят. Свой порядок.

Ну, кроме изнанки, но там леталось быстро — на остальное плевать.

Соседи не спешили нас разочаровывать, жертвы освоения благополучно шли в небытие миллионами, а люди все рожали и рожали. Говорят, мы на полном серьезе спорили, где же прародина человечества, чуть до гражданской войны дело не дошло. Республики, союзы королевств, Империя. Война-война-война.

И однажды пропала целая наша планета. Взяла и исчезла с координатных сеток, а на ее месте обнаружили странную дыру в реальности, которая вела в никуда. Во всяком случае, из этой самой дыры никто и ничто не вернулось — до поры до времени.

Так в масс-медиа попали данные о червоточинах, но с этого времени начался отсчет еще одной — тайной войны человечества. К этой войне очень кстати пришелся трансаверсальный привод, известный всем и каждому как главная бука передовой науки — «дырокол Аустермана». На деле Аустерман, как казалось всем, изобрел контролируемую червоточину, но это была только часть правды. Увы, маловатая часть, потому что, по сути, он изобрел машину желаний и перевернул наше представление об уютном мире, где всегда и везде правы люди — даже если гибнут миллионами.

— …Наш мир — это состоявшаяся реальность, — сказала Кацуко-сан. — От всех остальных его отличает слово «состоявшаяся».

Вселенная непрерывно плодит варианты развития событий, которые гибнут для нас — кроме одного. Тропы расходятся, как «обманки», мультипликаторы прыгающего корабля.

— …А как это связано с червоточинами?

— Напрямую, Александра. Напрямую.

Варианты невозможно вновь объединить, миры разбегаются навсегда. Кроме двух.

— Мы не знаем, что случилось с тем миром, — продолжала войд-коммандер, рассматривая поверхность дымящегося кофе. — Но одно ясно: мы с ним разошлись по причине настолько несущественной, что он от нас оторвался не до конца.

— Почему?

— За физикой с математикой — к покойному Аустерману. Ты понять хочешь или запутаться?

…По ту сторону мир был перевернут с ног на голову. Там жили огромные существа, которые плавали в пустоте — сами себе боги. Там висели неподвижные планеты, умирали нейтронные звезды. Тот мир был обречен — понял первый пилот, проникший на ту сторону с помощью «дырокола».

Так началась история нашего противостояния с Закатом. Так началась история лжи.

Мы врали себе, грозили ужасами червоточин, инфекциями, информационными искажениями, мы пугали сами себя так рьяно, что вскоре только избранные центры занимались проблемами Заката. И Империю это устраивало: устраивала закрытая информация, устраивало то, что баронианцы боятся того мира, как чумы, что сцинтиане молчат о нем, как рыбы. Мономиф вообще устраивало все, кроме одного.