Книга Если нам судьба… - Лилия Лукина

— Павел, если ты считаешь, что я заслужила такую честь, то я смотрю на это с радостью. — Вот уж чего я совершенно не ожидала!

— Лена, ты очень устала, тебе действительно надо отдохнуть, — Матвей глянул куда-то мне за спину, и подошедший Вадим протянул ему конверт, который он тут же отдал мне. — Там кредитка и все коды написаны на листке. Трать, как хочешь, и не вздумай возвращать. Обижусь.

Тут к нам подошел Александр Павлович.

— Павел, ты знаешь, я вспомнил стихи, которые дядя Андрей написал, — и он начал потихоньку декламировать:

Ты снова снился мне, мой отчий дом,

Где с самого рождения я не был,

Беседка белая на фоне неба,

Сосновая аллея за окном.

Но верю я, наступит день, когда

Ты распахнешь мне двери, как объятья,

И я войду, помолодев от счастья,

Чтобы с тобой остаться навсегда.

— Павел, а дядя Андрей здесь успел побывать?

Наверное, Власов задавал этот вопрос не только из любопытства, но и изо всех сил стремясь хоть как-то приблизиться к Матвею, чтобы тот почувствовал в нем не только будущего мужа Лидии Сергеевны, но и настоящего брата.

Вместо ответа Матвей стал читать стихи, как я поняла, продолжение первых двух строф:

Родимый дом, я, наконец, пришел.

Прими, прости невольную разлуку.

Через войну, изгнание и муку,

Тернистый путь меня к тебе привел.

Сжав кулаки, глотая молча слезы,

Я шел к тебе все долгие года.

Ведь свет твой вечный звал меня всегда

И навевал спасительные грезы:

Ты просто спишь, приемля равнодушно

Всех тех, кто приходил к тебе сюда,

Но помнишь обо мне и ждешь, когда

Я, наконец, вернусь, чтобы послушно

Очнуться от дурного сна,

Вновь расцвести, от радости сияя.

И сосны старые, верхушками кивая,

Как своего, приветствуют меня.

— Да, в последнее лето своей жизни, в 78-м. Он как-то сумел достать сюда путевку, и мы здесь прожили две недели. А потом он написал это продолжение, — печально и задумчиво сказал Матвей. — Знаешь, Александр, я завидую тебе, ведь ты папу знал пятнадцать лет, а я — только девять…

— Я расскажу тебе о нем все, что сам помню, и к маме моей мы обязательно съездим — надо же вам всем познакомиться. Уж она-то дядю Андрея с детства знала, кто лучше сможет о нем рассказать. Ты представляешь, она, когда фотографии Саши с Лешей посмотрела, прямо изумилась — точная копия ее отца, Владимира Егоровича. Я на него тоже похож, но не до такой степени. А вот малыши, согласись, на меня похожи? Правда? — Власов, кажется, успокоился, почувствовав себя по-настоящему членом семьи, и, не дожидаясь ответа Матвея, повернулся ко мне.

— Леночка, — сказал он и поцеловал мне руку. — Ты даже не можешь себе представить, что ты для меня сделала. Я уже говорил тебе, что я твой должник по гроб жизни, и я снова это повторяю. И я буду счастлив, если вдруг смогу тебе чем-то помочь. Я очень тебя прошу, пожалуйста, обращайся ко мне без малейших сомнений. Договорились?

— Хорошо, Саша. Тогда я воспользуюсь случаем и попрошу тебя об одном одолжении прямо сейчас. Напротив поворота в город дом строится. Там за рабочими приглядывает отец хозяина, Владимир Сергеевич Чаров. Он когда-то очень неплохим актером был в нашем драмтеатре, а потом «зазвездился», ну и пошло-поехало. Поговори с ним, посмотри… Может быть, найдешь для него что-нибудь. Он сейчас выкарабкивается, ему бы еще помочь к профессии вернуться… Посмотришь?

— Лена, — спросил Матвей. — Это тот самый, который в Вороньей слободке крутился?

— Интересно, Павел, есть ли что-нибудь, чего бы ты не знал? — устало поинтересовалась я. — Тот самый.

— Бери, Александр. Можешь даже не глядя, — посоветовал Матвей Власову. — Я тебе дам послушать одну кассету, — и он хитро на меня посмотрел, а я только плечами смогла пожать: ну и фрукт этот Матвей, — сам убедишься.

— Что едешь? — спросил у меня подошедший Панфилов. — Тогда иди и забери из своей машины, что тебе нужно, а ее здесь оставь. Вернешься — получишь обратно. Я сам тебя отвезу. Знаете, — обратился он уже к Матвею и Власову, — я первый раз вижу груду железяк, до такой степени влюбленную в свою хозяйку. Она же у тебя из последних сил чихает, — это он уже мне. — Загоняла ты ее так, что смотреть больно. Без любви ты с ней обращаешься, вот что я тебе скажу. Иди, иди, собирайся.

Час от часу не легче, уже и к Пану в друзья попала. Хотя, уж если я вошла в число близких Матвею людей, то по-другому быть просто не могло.

Я забрала из бардачка книги Юлии, еще кое-какие мелочи, попрощалась со всеми и залезла, как на верхнюю полку в вагоне, в огромный серебристый джип, на переднее сиденье. А за руль сел сам Владимир Иванович.

Была у меня мысль заехать в отель, чтобы жучок снять, но я передумала — сил не было, да и не хотелось перед Панфиловым афишировать, что я номер Власова прослушивала. Черт с ним, невелика потеря. Меня больше волновало другое — как бы у Владимира Ивановича выведать, почему же все-таки Катька так и не выстрелила. Пока я думала, как к нему подступиться, мы уже подъехали к моему дому.

«Эх, надо было кассету из диктофона Матвею вручить», — запоздало подумала я, а то еще действительно подумает, что я способна ее журналистам отдать. Ничего, Панфилов передаст. Я полезла в карман, достала диктофон, открыла и… не поверила своим глазам — кассеты там не было. Видя мое изумление, Владимир Иванович захохотал, запрокидывая, по своему обыкновению, голову. Он смеялся весело и необидно.

Горничная, поняла я, она же все время мимо меня проходила. Ну и руки! Достать из моего кармана диктофон, вынуть кассету, а потом положить его на место. И проделать все это так, что я ничего не почувствовала — это мастерство экстракласса.

— Как я понимаю, Владимир Иванович, у меня в квартире ни бумаг, ни кассет уже нет? Вот уж не подумала бы, что Павел Андреевич до такой степени плохо разбирается в людях. Неужели он поверил, что я могу эти материалы во вред его семье использовать? А ведь до сих пор он проявлял редкостную проницательность.

— А при чем здесь Павел Андреевич? Это я отвечаю за безопасность всех и всего, вот на меня и обижайся, если хочешь. У тебя в двери замки такие, что для серьезного человека это даже не работа, а развлечение. Ты, девочка, разными делами занимаешься, мало ли у кого к твоему дому может интерес появиться. Так что, если успокоишься, то поймешь, что я прав. — Он не оправдывался, а говорил это спокойно, рассудительно. — Зато дома тебя приятный сюрприз ждет.

— Владимир Иванович, правы вы, конечно, извините, что я…

— Да ладно тебе. Я же вижу, что у тебя куча вопросов на языке вертится, то-то ты всю дорогу елозила, решала, с какого бока ко мне подъехать. Задавай. На какие можно, отвечу, — сам предложил Панфилов.