Книга Секретные архивы ВЧК-ОГПУ - Борис Сопельняк

— Вы лжете! Следствию известно, что вы были связаны с дипкурьером германского министерства иностранных дел полковником Лирау. Подтверждаете это?

— Категорически отрицаю. Кто там был полковником, а кто дипкурьером, понятия не имела, — вскинула она нога на ногу и попросила закурить.

— Хорошо. А что вы можете сказать о сотрудниках германского посольства Мегнере и Штерце? Их фамилии обнаружены в вашей записной книжке.

— Да-а? Наверное, я с ними общалась, называя по именам, а записала фамилии.

Что здесь правда, а что ложь, следователи так и не установили, поэтому привлечь ее к суду как шпионку не смогли, но и отпускать было жалко. Поэтому Особое совещание осудило Радунскую как «социально опасный элемент» и приговорило к пяти годам исправительно-трудовых работ. Остальным ее коллегам по театру, арестованным по делу № 12690, дали по 8 лет, кроме Урусовой, которая получила 10 лет ИТЛ.

АКТ III

По большому счету Театр имени Ермоловой надо было закрывать: ведущие актеры в лагерях, лучшие спектакли с репертуара сняты, публика обходит прокаженные стены стороной. Но художественный руководитель театра Николай Хмелев понимал, что театр надо сохранить любой ценой: он искал новые пьесы, приглашал талантливую молодежь, репетировал днем и ночью.

А ведь атмосфера в театре была препаршивейшая! Все понимали, что их друзей посадили только потому, что кто-то на них настучал, что стукач и сейчас где-то рядом, что каждое слово, каждая неосторожная реплика фиксируются и ложатся на стол Шупейко.

Но такая обстановка была не только в театре, по правилам узаконенного стукачества и поощряемого доносительства жила вся страна. Не случайно же, выступая перед молодыми сотрудниками, один из самых кровавых маньяков того времени нарком внутренних дел Ежов сказал: «Это при царе найти осведомителя было проблемой, и вся служба осведомления держалась на дворниках, которые выявляли, что делают и как живут жильцы того или иного дома. У нас же каждый соглашается быть осведомителем. Сейчас у нас такая широкая осведомительная сеть, что она исчисляется миллионами людей. И мы не всегда им платим, очень часто люди работают на нас на добровольной основе».

Как это ни странно, а артистам Театра имени Ермоловой, хотя они об этом и не знали, бояться было нечего. Заканчивая дело, Шупейко так тщательно подчистил концы, что упек за

Можай и своего информатора. А через некоторое время пришлось платить по счетам и самому следователю. Дело в том, что, войдя в раж, Шупейко так увлекся, что сломанных судеб Лосева, Макшеева, Урусовой и других ему показалось мало, и он затеял куда более грандиозный процесс над артистами Московской эстрады и цирка. По делу было арестовано 57 человек, в том числе 8 расстреляно.

Не знаю, кому это не понравилось, но вскоре было возбуждено дело против самого Шупейко и его подручных. Закончилось оно весьма показательно: Шупейко расстреляли, а его подручных приговорили к длительным срокам заключения.

Правда вроде бы восторжествовала, но, как уже сказал, ер-моловцы об этом не знали и знать не могли. А когда наступил 1955 год и пришло время массовых реабилитаций, оказалось, что Войдато, Макшеев, Унковский и Лосев этого дня не дождались — они умерли в лагерях и на пересылках.

Очень важно, что почти все оставшиеся в живых вернулись к любимой работе, играли в различных театрах, а Евдокия Урусова долгие годы блистала на сцене своего родного театра.

ЗАГОВОР ЛЮБИТЕЛЕЙ СОБАК

Среди сотен террористических актов, успешно предотвращенных доблестными советскими чекистами, среди тысяч врагов народа, мечтавших отправить на тот свет горячо любимого товарища Сталина, среди многих и многих дел, прогремевших в 30-х годах прошлого века, как-то незаметно и без лишнего шума прошел процесс контрреволюционной группы, свившей себе гнездо в Московской окружной школе военного собаководства.

По делу проходило семь человек, трое из них были расстреляны, а остальные получили довольно солидные сроки. Так что речь шла не о неправильной дрессировке собак и не о том, что их учили лаять по-немецки, речь шла о покушении на Сталина и о попытке организации вооруженного восстания.

Ликвидировать вождя с помощью должным образом обученных собак невозможно, захватить с их помощью Кремль—тем более. Так на что же рассчитывали дрессировщики, инструкторы и врачи этой школы? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к делу № 1810, которое было завершено в январе 1933 года.

СТАЛИНА НАДО УБРАТЬ!

Все началось с того, что в школе военного собаководства появился врач-одногодичник, то есть призванный в армию на один год, Николай Зинин. Человек он был компанейский, много читал, любил порассуждать о политике, но друзей у него не было, а с собаками не очень-то разговоришься. И Николай завел дневник. Первое время его записи носили весьма нейтральный характер, во всяком случае, о политике — ни слова.

«10.10.1932 г.

Говорят, что весь контингент призванных в этом году врачей хотят оставить в кадрах. Единственной хорошей стороной этой неприятной истории является то, что я смогу снабжать жену продуктами. Армия — это единственная часть в социалистической стране, где государство считает нужным обувать, одевать и хоть как-то сносно кормить людей. Впрочем, это вполне понятно: в случае чего, вся надежда на хорошо откормленную армию.

Я получаю на руки красноармейский паек, который выглядит довольно внушительно. В месяц мне полагается: 7,5 кг мяса, 10 кг картофеля, 13 кг черной муки, 1 кг сахара, 100 г чая, 700 г сала, 1 кг подсолнечного масла и 8 кг белой муки. На рынке это представляет огромную, прямо-таки баснословную ценность».

Но буквально через два дня тональность записей резко меняется. Николаю сообщают о болезни матери, он просит увольнительную, но его не отпускают. И тогда он пишет: «Будь они прокляты, властители наших судеб!»

Пока что непонятно, о ком идет речь — о старших командирах, о руководстве школы или о тех, кто призвал его в армию. Все прояснилось буквально на следующий день.

«14.10.1932 г.

Расстроенный, я не мог должным образом отметить выдающееся событие нашей жизни — постановление ЦК ВКП(б) об исключении из партии 24-х видных коммунистов, в том числе Зиновьева, Каменева, Петровского и других. Сейчас они, вероятно, во внутренней тюрьме ОГПУ. За что? В “Правде” пишут, что эти враги не раз говорили, что Сталинский ЦК завел страну в тупик. И это называют клеветой? Какая же это клевета?!

Старая гвардия исчезает: часть вымерла, а часть изгнана из партии узурпатором из Закавказья».

Теперь, когда объект критики определен и почти что назван по имени, Николай окончательно осмелел:

«На днях из Смоленска приезжала жена нашего инструктора Ивана Самойлова. Мы слушали ее рассказы с содроганием: там страшный голод, служащим дают по 150 г хлеба в сутки — и все.

Как оказалось, такая же ситуация в Самаре, Нижнем Новгороде и даже в благодатном Ростове-на-Дону. Везде и всюду голод, рвань, разруха, а также суды и расстрелы. Так дальше продолжаться не может! Выход, хоть какой-то, должен быть найден. Иначе — катастрофа!