Книга Анатомия призраков - Эндрю Тэйлор

Холдсворт нахмурился.

— Его хозяйки?

— Он имел в виду миссис Уичкот.

— Выходит, мальчик ошибся?

— Нет. Вы не понимаете… я тоже их узнал. По чистой случайности я был с мистером Уичкотом, когда он их покупал. Лавочник сказал, что приобрел их у берберского купца, и они очень искусно сделаны. К тому же редкого красного оттенка, с узором. Рикки в то время пытался вбить мне в голову начатки Эвклида, и узор послужил иллюстрацией к одной из теорем о равных треугольниках. Уичкот пошутил на этот счет, и лавочник сказал, что не ожидал от нас таких познаний в математике.

— Вы уверены, что это те самые тапочки?

— Конечно, уверен. Я забрал их с собой.

Фрэнк сходил в кабинет, принес в руке пару тапочек и положил их на стол.

Холдсворт уставился на них.

— Где Том их взял… и когда? Вы поговорили с ним?

Фрэнк кивнул.

— Мальчик сходил за ним в пивную. Он был немного под хмельком, но, в конце концов, мы добились своего. Он сказал, что нашел их на задворках Директорского дома. Это было через день или два после смерти миссис Уичкот, точнее он не помнит. Вы видели мощеную дорожку, что идет от садовой двери? Одну тапку наполовину скрывала изгородь, которая растет вдоль дорожки, другая лежала неподалеку, рядом с урной.

Тапочки были довольно крепко сшитыми, но предназначались для дома или прогулки по саду ясным днем. Холдсворт перевернул ближайшую тапку. Оригинальная подошва была на месте, но поверх нее была топорно пришита вторая, намного грубее. Оригинальные подошвы были истерты и покрыты пятнами.

— Должно быть, она бежала в них по улицам, — сказал Фрэнк. — Перед тем, как умерла. Том починил их у сапожника.

— Почему в тапочках? Почему не в чем-нибудь покрепче, да еще и в галошах поверх?

— Наверное, она отчаянно стремилась покинуть своего грубияна-мужа и схватила то, что подвернулось под руку — платье, плащ и эти тапочки. После того, как он ее избил, она бы побежала и голая, лишь бы спастись.

— И все же, нет ли иного объяснения? — произнес Холдсворт. — Почему никто другой их не видел? Возможно, она оставила их в Директорском доме в свой прошлый визит, и именно потому, что они изорваны?

— Я знаю, что они были на ней. Слышите? Я это знаю.

Холдсворт поднял взгляд. Глаза юноши сверкали неестественно ярко, как будто в них стояли слезы.

— Когда она пришла ко мне той ночью, в доме мистера Уичкота, я сидел на кровати в своей спальне, — его голос звучал хрипло, немногим громче шепота. — Она услышала мои рыдания, сэр, и спустилась ко мне, как ангел, коим и была. Я плакал из-за той бедной девочки, из-за всего, что случилось. И Сильвия прижала мою голову к груди. Она назвала меня милым мальчиком и смешала свои слезы с моими.

Холдсворт подавил жестокое желание рассмеяться над этой трогательной повестью. Можете быть уверены, юность превратит эпизод пьяного адюльтера в трехтомный роман и преподнесет вам еще до завтрака.

— А потом упала пуговица, — продолжил Фрэнк.

— Какая пуговица? — удивился Холдсворт.

— С моего сюртука… с клубной ливреи. Я все еще был в сюртуке. Мы с ней одновременно наклонились, чтобы поднять пуговицу. Тогда я и увидел эти тапочки на ее ногах. И ее пеньюар распахнулся и, боже праведный… и я…

Фрэнк резко наклонился вперед, закрыл лицо руками и зарыдал.

Холдсворту больше не хотелось смеяться. Ради Христа, что смешного в плачущем юноше и утонувшей женщине? Или, если уж на то пошло, в паре берберских тапочек и позолоченной пуговице с девизом «Sans souci»?

После завтрака Аркдейл нанес традиционный визит в Иерихон. Он присоединился к группе мужчин, ожидавших своей очереди у двери. Том Говнарь катил тачку по дорожке вдоль Длинного пруда. После, возвращаясь в свои комнаты, Гарри встретил золотаря у Нового здания. Том отошел в сторонку, почтительно потупив глаза.

Он снял шляпу, когда Гарри поравнялся с ним.

— Прошу прощения, сэр, — пробормотал он низким, сиплым голосом.

Юноша остановился.

Том достал квадрат грязной бумаги.

— Прошу прощения, сэр, вы уронили.

Гарри никогда прежде не видел этого листка и не имел желания прикасаться ни к чему, что держал в руках золотарь. И все же он взял листок. Он пошел дальше с запиской, держа ее в нескольких дюймах от тела. Гарри не смотрел на листок, пока не оказался в своей гостиной.

Аркдейл бросил обрывок бумаги на каминную полку и вымыл руки. Затем присел перед камином и взял щипцы и бумажный жгут для раскуривания трубки. При помощи этих инструментов он развернул записку. Обычно Гарри не был столь брезглив, но в грязных руках Тома Говнаря таилось нечто, способное нарушить любую сложившуюся привычку.

Ни приветствия, ни подписи на листке не было, но Аркдейл немедленно узнал аккуратный каллиграфический почерк Соресби.

«Молю вас оказать мне милость и встретиться с подателем сего в час дня на речном конце Милл-лейн. Он отведет вас ко мне».

Гарри внезапно разозлился. Да кем этот Соресби себя возомнил? Одно дело, когда джентльмен испытывает жалость к несчастному бедолаге, и совсем другое, когда грязная бумажонка зовет его на гнусное рандеву с отвратительным дядюшкой этого бедолаги. Их же могут увидеть вместе! Это совершенно недопустимо.

Элинор услышала стук в дверь, шаги в прихожей и тихие голоса. Она отложила перо и прислушалась. Затем Бен поднялся и сообщил, что мистер Холдсворт находится внизу и просит сообщить о своем приходе, но не намерен навязывать свое общество, а только хочет спросить о здоровье директора.

— Вели ему зайти, — приказала Элинор.

Слуга вышел. Она убрала письмо леди Анне под промокательную бумагу, метнулась через комнату и изучила свое отражение в зеркале над каминной полкой. На нее смотрело собственное лицо с темными бровями, суровое и печальное. Неяркое серое платье, подходящее для супруги человека на пороге смерти. Женщина поправила чепчик и убрала под него прядь волос. Лучше не стало. Она все равно походила на пугало.

Бен объявил о приходе мистера Холдсворта. Его образ, сложившийся в голове, не вполне отвечал реальности, что тревожило.

— Как здоровье доктора Карбери? — немедленно спросил Джон. Время, проведенное на мельнице, покрыло его лицо здоровым румянцем.

— Немного лучше, благодарю, сэр. Простите, но я не хочу его беспокоить. Он сейчас спит. Но я знаю, что он будет весьма признателен, если вы нанесете ему визит во время бодрствования. Я рассказала ему, что вы и мистер Фрэнк вернулись в колледж.

— Будет ли он в состоянии принять меня?

— Этого я сказать не могу. Если вы заглянете около двух, то, возможно, застанете его бодрствующим.

— Рад сообщить, что мистеру Фрэнку становится все лучше. Я питаю обоснованные надежды, что знакомая обстановка и старые друзья довершат его исцеление.