Книга Предательство Тристана - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Предатель? – спросил Гальдер.
– Напротив, – ответил Канарис. – Лояльный генерал, сохраняющий свою лояльность. У нас имеется источник, скажем так, близкий к генералу.
– Этот источник надежен?
– Источник, – сказал Канарис, – из тех, что надежнее всего. Не профессионал, а гражданское лицо. Простой человек, не имеющий представления о разведывательных играх.
– Значит, секретарь, – продолжал допытываться Гальдер.
– Вообще-то это его дочь.
Шмундт наконец-то оторвался от документов.
– Большевистские вооруженные силы после чисток превратились в руины, – сказал он. – Но они перевооружаются, и быстро.
– Через два года, – подтвердил Канарис, – они снова превратятся в мощную силу.
– Как скоро мы можем напасть? – спросил Гитлер, взглянув на Шмундта.
Его адъютант позволил себе победоносную улыбку.
– После зимы. В начале весны следующего года. А уж к июню мы, конечно, будем полностью готовы.
Гитлер встал, и остальные тоже поспешно поднялись.
– Сама судьба даровала нам эту возможность, – объявил он. – Но мы должны действовать быстро. Я создал эту великолепную армию не для того, чтобы она гнила в бездействии. Победа в войне не придет сама. Я хочу немедленно получить от вас предварительные планы блицкрига против Советского Союза.
Местоположение тайника обрекало Меткалфа на серьезные хлопоты. Оно находилось слишком уж на виду, к нему вел только один вход и, возможно, не было ни одного запасного выхода. Он не выбрал бы это место, но первую скрипку здесь играл Амос Хиллиард, и тайник выбирал он.
Однако тайник имел и одно преимущество: за ним было легко вести наблюдение. Меткалф имел хороший обзор движения пешеходов, видел всех, кто входил в женский обувной магазин и мясной магазин на Пушкинской улице и выходил оттуда, а также не мог не заметить любого, кто слишком долго слонялся бы в этом месте. Одетый под крестьянина, в телогрейке и с большим заплечным мешком, заполненным различными инструментами, он очень походил на чернорабочего и не привлекал ничьего внимания.
Он долго пристально наблюдал за районом расположения тайника, позволив своему сознанию унестись мыслями к Лане. Пока все шло по плану, и ее испуг, казалось, рассеялся. Она передала фон Шюсслеру первую пачку документов, сказав, что взяла их наугад из портфеля отца и его домашнего кабинета. Они ничего не означали для нее, сказала она; всего лишь какие-то непонятные и ужасно унылые числа. Но, по словам Ланы, немец отнюдь не счел их унылыми. Он был ужасно возбужден, таким возбужденным она его еще никогда не видела. В конце концов фон Шюсслер объяснил ей, как дальше пойдет дело, поскольку был убежден в том, что будет руководить всей операцией. Он отнесет бумаги в немецкое посольство, где с каждого листа будет сделана фотокопия, а затем он немедленно возвратит ей оригиналы. Было важно, настаивал он, чтобы ее отец не заметил отсутствия ни одной из бумаг, поэтому она должна очень строго следовать особым правилам. Она будет брать бумаги только ночью, когда ее отец уйдет спать, и звонить фон Шюсслеру, чтобы дать ему знать, что документы у нее. Потом она придет к нему на квартиру, а он немедленно отнесет их в посольство, чтобы сфотографировать. После этого он без промедления возвратится на квартиру и отдаст ей оригиналы, а она пойдет домой и положит документы на место, прежде чем отец проснется утром. Несомненно, план мог измениться под влиянием обстоятельств. Вечерами Светлана по большей части участвовала в спектаклях Большого театра и поэтому не могла ничего похитить. Но и в эти ночи было очень важно, чтобы она возвращалась домой и смотрела, принес ли отец с собой какие-нибудь новые документы.
Фон Шюсслер также очень старался уверить Лану, что она делает благое дело. Лана с мрачным юмором вспоминала его тирады. «Чем больше наши две страны будут знать друг о друге, – сказал он, – тем дольше сохранится мир между нами. Ты делаешь замечательную вещь не только для моей страны, но и для своей тоже»…
Потратив час на изучение обстановки, Стивен был полностью уверен, что за ним нет никакого наблюдения. Он быстро прошагал к никем не охраняемому подъезду скромного жилого дома между двумя магазинами. Маленький вестибюль оказался темным и пустым; на правой стене, как и говорил Хиллиард, висел прикрепленный к стене радиатор парового отопления, выкрашенный зеленой краской. Меткалф сунул за него руку – радиатор оказался холодным, как и обещал Хиллиард, – и его пальцы сразу что-то нащупали. Он извлек находку: толстый зеленый конверт, цвет которого обеспечивал почти идеальный камуфляж.
В конверте – он это знал доподлинно – находилась вторая партия фальсифицированных документов, изготовленных специалистами Коркорана и прибывших с дипломатической почтой. Он сунул его под телогрейку и вышел быстро, но не настолько, чтобы вызвать подозрение. Ему оставалось пройти лишь несколько кварталов до того места, где он сделает красным карандашом пометку – сигнал об успешном приеме груза.
Но как только он вышел из подъезда, его внимание привлекло резкое движение на противоположной стороне улицы. Меткалф повернулся и увидел знакомое лицо. Не поверив своим глазам, он посмотрел еще раз.
Это был белокурый человек из НКВД с бледными глазами, и он приближался быстрыми широкими шагами, нисколько не беспокоясь о том, чтобы сохранять обычное расстояние, используемое при слежке. У Меткалфа сложилось впечатление, что агент действует так, будто знает, что его подопечный только что извлек что-то из тайника, что у этого человека при себе компрометирующие документы!
Он не имел права быть пойманным сейчас. Нельзя позволить схватить себя сейчас, когда при нем документы. Они послужат поводом для немедленного ареста и скорой казни без всякого суда. Операция провалится, а последующее следствие приведет к Светлане, и ее тоже ждет смерть.
Сердце Меткалфа отчаянно забилось, и его бросило в пот. Последствия были бы настолько катастрофическими, что этого даже представить себе нельзя! Он метнулся влево, побежал по Пушкинской улице, а отражение в стекле магазинной витрины сказало ему, что белокурый побежал за ним следом. Меткалф резко остановился, снова свернул налево и, двигаясь зигзагами, помчался по площади. Белокурый держался на том же расстоянии, повторяя судорожные метания Меткалфа, и так же, как он, не обращал внимания на попадавшихся на пути пешеходов.
Агент НКВД гнался за ним. Да, слежка кончилась, и теперь он, совершенно откровенно, намеревался схватить Меткалфа.
Благой Христос, только не это! Этого нельзя допустить. Еще раз метнувшись в сторону, Меткалф свернул в узкий проулок между двумя древними на вид ветхими кирпичными зданиями, и припустил со всех ног.
Его маневр не одурачил белокурого; тот последовал за Меткалфом в проход, но, как ни странно, заметно сбавил скорость. Неужели успел устать? Нет, этого не могло быть. Меткалф оглянулся на бегу и увидел на лице белокурого широкую улыбку, открывавшую серые зубы. В чем дело?
