Книга Чужой - Жюльетта Бенцони

– Что вы хотите сказать? Что я должна вернуться?

– Нет. Я тебя хорошо знаю, ты слишком горда и слишком похожа на своего отца, чтобы вымаливать прощение. К тому же я знаю, кто будет этому особенно рад, и не вбивай себе в голову, что я выполняю чье-то поручение. Меня никто не посылал. Еще раз повторяю: я пришел только справиться, как ты живешь... Я тебя тоже очень люблю...

Он посмотрел на нее с такой нежностью, что она не смогла не улыбнуться. Элизабет взяла его под руку, и они продолжили прогулку.

– И вы сторицей вознаграждены за это... Но вы уверены в том, что у вас и в мыслях не было читать мне нравоучения?

– Немного. Все, что я хочу, это чтобы ты посмотрела правде в глаза... и поняла свою ответственность.

Она тут же перешла в наступление:

– Если кто-то и несет ответственность за все, то только не я, а мой отец... и эта женщина...

– Тра-та-та-та! Несомненно, на них лежит определенная доля ответственности, но у тебя есть своя, ты отвечаешь за свою жизнь. Ты свободна, Элизабет, совершенно свободна! Твой отец мог бы воспользоваться своим правом и заставить тебя вернуться домой в сопровождении двух жандармов. Ты – несовершеннолетняя, и закон на его стороне...

– Интересно, как тетя Роза воспримет появление полиции в замке? – съязвила девушка.

– Конечно, плохо, и об этом не может быть и речи, но я просто хочу заставить тебя хорошо обо всем подумать, потому что окончательный разрыв причинит тебе такие же страдания, как и твоему отцу. Однажды ты пожалеешь об этом... но будет уже поздно! Пока это еще не очень серьезно. Ты недалеко, ты в доме, где все к тебе дружески расположены и думают, что наступит день, и он станет навсегда твоим, когда ты выйдешь замуж за Александра. Тебе только шестнадцать лет. И ему не больше. Он живет в Париже, и сейчас между вами нет официальных отношений...

– К чему вы клоните?

– Вот к чему: что произойдет, если один из вас полюбит кого-то другого? Если это будешь ты, будет нормально, если ты прислушаешься к зову своего сердца. А если он? Думаешь, ты сможешь продолжать жить в этом доме?

Элизабет густо покраснела и отвернулась, чтобы скрыть свое волнение.– Я никогда об этом не думала, – сказала она поникшим голосом. – Наши отношения с Александром такие прочные! Но мы никогда не говорили о любви, это правда.

И как можно вообразить, в самом деле, что нежные чувства, установившиеся так давно, могут вдруг исчезнуть? Она была уверена в Александре, так же как и он в ней, но... Но когда она была еще маленькой девочкой, образ юного светловолосого мальчика занял место Александра. Образ, который Элизабет не удавалось окончательно стереть в своей памяти, и который все еще продолжал ее волновать... Конечно, она была слишком горда, чтобы вообразить, что подобное может случиться с другом детства, с ее вечным рыцарем. И тем не менее...

– Вы, несомненно, правы, – произнесла она наконец. – Такое вполне возможно! Только вы забываете, что в мире существуют не только Тринадцать Ветров и Варанвиль и что для такой девушки, как я, может существовать иное решение...

– Какое?

– Монастырь! Революция ушла в прошлое. Монастыри открываются по всей Нормандии, по всей Франции.

Неожиданно комок подкатил к ее горлу. Она бросила на Аннеброна взгляд, полный огня и отчаяния.

– Помимо всего, – воскликнула она, – это может быть единственное место, где я обрету покой!..

Она разрыдалась, и слезы потекли ручьями, как из грозового облака. Да так неожиданно, что доктор не успел и слова сказать, как молодая девушка бросилась в заросли сада, как в морскую пучину. Доктор даже не попытался догнать ее, а только крикнул:

– Забудь про монастырь! Эта жизнь не для тебя, Элизабет! Ты ее не вынесешь! Вернись, прошу тебя, вернись!..

Ответом ему было лишь эхо. Тогда он вернулся в замок, чтобы поставить мадам де Варанвиль в известность о том, что произошло.

– Хорошо сделали, что не побежали за ней, – согласилась она. – Она сама успокоится. А потом я поговорю с ней, но не сегодня вечером. Она, должно быть, очень несчастна.

– Думаете, я был не прав?

– Нет. Вина, возможно, лежит на мне. Вот уже несколько дней я задаю себе вопрос...

– Вина, на вас? Но в чем?

– Перед Гийомом. Я... я ему запретила приходить сюда, чтобы больше не ранить Элизабет. Теперь мне кажется, что я думала прежде всего о себе, тогда как, возможно, один лишь он способен вновь завоевать это сердце, готовое замкнуться в себе.

– Очень возможно, но в любом случае прошло еще слишком мало времени. Посмотрите, как будут развиваться события в Тринадцати Ветрах. Я буду держать вас в курсе. Скажите об этом Элизабет.

Когда девушка вернулась домой, уже стемнело. Роза умирала от беспокойства, но у нее не хватило мужества упрекнуть Элизабет, когда та с растрепанными волосами и опухшим от слез лицом бросилась в ее объятия, попросила прощения, а затем поднялась к себе, не поужинав.

– Я надеюсь, это пройдет, – сказала она с грустной улыбкой, – но мне действительно необходимо побыть одной. Не надо на меня за это сердиться...

– Поступай как хочешь, дорогая! Не забывай при этом, что, если ты все расскажешь, это принесет тебе облегчение.

На следующий день Элизабет изменила свой образ жизни: в перерывах между едой, на которую она никогда не опаздывала, ее видели только верхом на коне. Она ездила и утром, и вечером, большей частью одна, несмотря на брюзжание Оноре, конюха из Тринадцати Ветров, которому совсем не нравилось это неожиданное пристрастие к дальним верховым прогулкам... Вместе с Белиной он высказал мадам де Варанвиль все, что он об этом думал. Белина беспокоилась почти так же, как он, но Розе хотелось, чтобы Элизабет чувствовала себя совершенно свободной.

– Оставьте ее в покое! – говорила она. – Единственное, на что я надеюсь, это то, что прогулки приведут ее к дому, которого ей все больше недостает...

А в действительности Элизабет всегда ездила на берег моря. Ей очень не хватало бескрайнего морского простора, открывавшегося из Тринадцати Ветров, оживленной базарной торговли в Сен-Васте по пятницам, когда возвращались рыбацкие баркасы, солдат, ходивших из одного форта в другой. Варанвиль же был зеленым оазисом далеко от моря, среди лесов до самого горизонта. Его оживляли лишь кристальные переливающиеся воды Сэры. С каждым днем ей все труднее было свыкаться с мыслью остаться там жить навсегда. Для того чтобы создать себе иллюзию побега, она направляла скакуна в сторону скал или на берег моря, покрытый песком и галькой. Они двигались по самому краю воды, и легкая волна касалась ног коня. Иногда юная всадница спускалась на землю и легким шагом шла рядом с ним по воде.

Поскольку они никогда не ездили в одно и то же место, то делали для себя открытия, встречали сборщиц раковин, мидий, самых разных морских водорослей, выброшенных на берег, фукуса, из которого готовили самое лучшее удобрение. Элизабет обменивалась с ними несколькими словами, и почти все улыбались этой красивой девушке, чья огненная шевелюра развевалась поверх амазонки из зеленого бархата.