Книга Палач в белом - Михаил Серегин

Возле двери кабинета группа остановилась. Чехов предупреждающе поднял руку и один вошел в кабинет. Заведующий отделением не спал. Расслабившись, он сидел за столом и докуривал тонкую сигару. Он был при полном параде, лишь узел галстука немного ослаблен. В комнате плавал голубоватый дым.

Услышав скрип открываемой двери, Макаров поднял голову и с любопытством посмотрел на вошедшего. Чехов отметил про себя гладкость кожи и почти полное отсутствие морщин на лице Игоря Станиславовича. Оно было похоже на аппетитный свежеиспеченный пирожок. Такие лица бывают у людей с чистой совестью, спокойно спящих по ночам.

Между тем любопытство на этом лице постепенно сменилось недоумением, и Макаров сказал:

– Больной Чехов? Вы разве опять поступили в наше отделение? Мне казалось...

Внезапно он оборвал свою речь и, бледнея, уставился на Юрия Николаевича немигающим взглядом. Из разжавшихся пальцев выпала на стол дымящаяся сигара. В руках бывшего пациента он увидел направленный в свою сторону пистолет.

– Подбери окурок, – негромко посоветовал Чехов. – Больницу спалишь.

Макаров, не глядя, ощупал рукой стол и нашел сигару. При этом он слегка обжег пальцы и дернулся от боли. Однако он сдержался и аккуратно положил сигару в пепельницу.

– Где Ладыгин? – спросил Юрий Николаевич. Гладкое лицо Макарова внезапно осунулось, потемнело и сморщилось. Оно было похоже на проколотый воздушный шарик. Плечи Игоря Станиславовича обвисли, он сгорбился и будто постарел лет на пять.

– Откуда вы узнали? – безнадежно спросил он.

– Шевелись, гад! – с яростью выкрикнул Чехов. – Ладыгин где?

Игорь Станиславович вздрогнул и поспешно вскочил. Сейчас он был похож на провинившегося школьника. Бледный, со сбившимся набок галстуком, он устремился к выходу, глядя на Чехова преданными собачьими глазами.

– Пойдемте скорее! – неожиданно взмолился он. – Может быть, Владимир еще жив!

– Где он? – рявкнул Чехов, хватая врача за плечо.

– В старом морге, – виновато моргая, ответил Макаров. – Это в конце двора...

Чехов вытолкнул его в коридор. Увидев своего начальника необычайно жалким и испуганным, медсестра тоже не на шутку испугалась. Еще больше возрос ее ужас, когда до нее дошло, что мужчина, вышедший следом за Макаровым, держит в руке пистолет, а другой мужчина, с суровым бульдожьим лицом, надевает на заведующего отделением наручники.

– Игорь Станиславович! – воскликнула она, не помня себя от потрясения. – Да что же это такое? Мне-то что же делать?

Макаров покосился на нее безразличным взглядом – на лице его было написано утомление.

– Ты, милая, пойдешь сейчас с нами! – заявил вдруг Гузеев и поинтересовался у Чехова: – Он сказал?

Чехов кивнул и толкнул Макарова в спину:

– Показывай, куда идти!

Тот вжал голову в плечи и быстро пошел из отделения. Его скованные руки были нелепо вытянуты вперед. За ним шли трое молчащих мужчин, и шествие замыкала оторопевшая, тоже примолкшая медсестра.

Они спустились вниз и перешли в новый корпус. Когда они попали в отделение «Скорой помощи», Макаров заискивающе улыбнулся и попросил разрешения поговорить с диспетчером.

Увидев Игоря Станиславовича в наручниках, Хоменко лишился дара речи. Хлопая глазами, он слушал, как Макаров говорит:

– Нужно подогнать машину к старому моргу. И еще позвони в реанимацию – пусть готовятся принять больного с отравлением героином...

– Понял! – прошептал Хоменко. – А кто больной? – Он нащупал пальцем кнопку вызова и объявил по селектору: – Вторая, срочно на выезд!

У Чехова не было терпения дожидаться машины. Он опять толкнул Макарова в спину и сказал:

– Веди на место! Машина нас догонит... – И пояснил диспетчеру: – А больной – Ладыгин.

«Скорая» догнала их, когда они сворачивали к аллее, отгораживающей здание старого морга от остального двора. Она затормозила со страшным визгом, и водитель, высунувшись в окошко, закричал:

– Прыгайте скорее!

Едва они успели подняться в салон, как «Скорая» сорвалась с места и в одну минуту подъехала к моргу. Водитель развернул машину, включил мотор и выскочил из кабины.

– Где Владимир Сергеевич? – угрожающим тоном выкрикнул он, подскакивая к Чехову вплотную и едва не хватая его за грудки.

– Внутри, – коротко бросил Юрий Николаевич и спросил: – У вас на «Скорой» все такие нервные?

– Я с Владимиром Сергеевичем два года езжу! – заорал, выкатывая бешеные глаза, водитель. – Понятно тебе?

– Понятно, – сказал Чехов и, оттеснив водителя в сторону, направился к моргу.

– Где ключ? – крикнул он, подергав дверь.

– У меня во внутреннем кармане, – поспешно сказал Макаров и добавил: – Нужен фонарик, но я оставил его в кабинете...

Чехов бесцеремонно просунул руку ему за пазуху, нашел ключ и отпер замок.

– Эй, водила, – крикнул он, распахивая дверь. – Сделай свет! Там ни черта не видно!

Шофер зажег прожектор на крыше машины и направил луч в раскрытую дверь морга. Чехов дернул Макарова за рукав.

– Чего стоишь! – сердито сказал он. – Показывай, где Ладыгин!

Игорь Станиславович торопливо вошел в помещение. За ним потянулись все остальные. Свежие следы на полу бросались в глаза сразу. Чехов, мгновенно сообразивший, в чем дело, оттолкнул Макарова и подбежал к железной громаде старого холодильника.

С исказившимся лицом он рванул на себя металлическую дверцу и, обернувшись, заорал:

– Носилки сюда!

Упав на колени, он просунул руки в темноту ячейки и нащупал человеческие ноги. С осторожностью он потянул их на себя. К нему на помощь тут же подскочили Гузеев и охранник. Втроем они извлекли тело Ладыгина и положили на носилки, которые приволок запыхавшийся водитель. Медсестра тихо ойкнула и склонилась над Ладыгиным. Быстро расстегнув ему рубашку, она приникла ухом к его груди и с ужасом произнесла:

– Он еле дышит!

– Скорее в машину! – крикнул водитель, хватаясь за конец носилок.

Вдвоем с охранником они подхватили носилки и понесли к выходу. Рядом, спотыкаясь, бежала медсестра. Макаров сделал шаг, намереваясь догнать их, но Чехов придержал его за рукав.

– Мы с тобой доберемся пешочком, – сказал он.

* * *

Вокруг клубилась душная давящая тьма. Сначала она была похожа на рыхлую тяжелую землю, которая засыпала меня с головой, мешая дышать и двигаться. Она наполняла душу ужасом и безысходностью. Я забыл, кто я такой. Я был просто погребенным, лишенным памяти. Потом темнота сделалась жиже – она превращалась в удушливый бархатный дым от сгоревшей резины. В этой темноте уже слышались какие-то звуки, и какие-то пятна вспыхивали и пропадали, не давая мне времени понять, что это такое.