Книга Райский сад дьявола - Георгий Вайнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ох, долгая, тяжелая душиловка происходила: они вдвоем всячески стращали меня чудовищными дисциплинарными карами, а я открыто шантажировал их тем, что прямо сейчас поеду в Генеральную прокуратуру и подам заявление об их заинтересованности в деле, выходящей за рамки служебной добросовестности. Так мы и препирались очень долго, пока прокурор Бестыжев нашел компромиссное решение:
— По закону вы имеете право его задерживать семьдесят два часа. Через… через… — он посмотрел на свой золотой хронометр, купленный, наверное, на прокурорскую зарплату за двадцать лет вперед, и уточнил — То есть вам остается сорок семь часов. Я вас жду в десять часов утра послезавтра. Или с материалами, которые позволят арестовать в надлежащем порядке Мамию… Или, уж извините, выпустить его на свободу…
Я поднялся со стула. После бессонной ночи кружилась голова, и томило жуткое желание дать им обоим по роже. Уже стоя у дверей, я поделился с ними:
— Римейк старого водевиля «Видит полицейское око, да гнилой прокурорский зуб неймет»…
Бестыжев вслед заорал:
— Отдельно проследим за тем, чтобы не применялись недозволенные методы!..
Я ехал к себе и тупо думал об одном: как же они не боятся? Ведь это же у всех на виду! Неужели никакого укорота на них нет? Или все так уже повязались между собой, что и бояться-то нечего?
Наверное, не боятся. Или риск так хорошо оплачивается, что имеет смысл попробовать.
Надо полагать, очевидные вещи не затрагивают сильно, пока кто-то не плюнет тебе в душу — лично! Или не ударит по сердцу. Или не убьет твоего товарища, безнаказанно.
И вдруг я с отчаянием подумал, что, передав Мамочку в руки охранителей нашего кривосудия, я спас бандита. Для меня он неуязвим. Они его легко и быстро выволокут из нашей страшной пыточной избы. Или на следующем этапе расследования — если мы докажем, что он убил Ларионова — Мамию сразу передадут по подследственности в прокуратуру. А там уж Бестыжев со товарищи все обеспечат.
Нет, ребята, вы рано радуетесь. Наверное, есть ситуации, где нарушение закона не грех, а добродетель. И я сам справлюсь с правосудием…
В конторе допрос не продвинулся ни на шаг. Да и нельзя решить такую проблему с налета. Она требует серьезной агентурной подготовки, подбора массы материалов, на очных ставках надо заставить испуганных свидетелей подтвердить свои показания, есть много способов нормальной реализации дела в рамках закона.
Но ничего сейчас нельзя сделать хотя бы из-за железной уверенности Мамочки, что ему надо любой ценой продержаться трое суток. А там — воля!
Неохота вспоминать, но эти двое суток были как горячечный бред. Со стыдом и сожалением на исходе третьих суток мы вынуждены будем отпустить Мамочку. Мои ребята смотрели на меня с удивлением, поражаясь моей пассивности — я как будто отключился от происходящего. Мамочка валился с ног от усталости, но был злобно оживлен и вздрючен:
— Ништяк! Еще пара часов — и скажем друг другу «пока!». И больше, надеюсь, никогда не увидимся…
— Увидимся, — заверил я его.
За два часа до душеразрывающего мига расставания я вышел на улицу, разыскал работающий телефон-автомат и набрал номер. Знакомый резкий голос с неистребимым акцентом ответил:
— Джангиров слушает…
Зажал себе ноздри — чтоб погундосее вышло — и быстро сказал:
— Сегодня в одиннадцать часов утра из городской прокуратуры выйдет киллер Мамочка, друг твоего племянника…
И дал отбой. Им всем.
С вечера я созвонился с Симаковым, попросил об одолжении.
Славка Симаков, начальник отделения в службе наружного наблюдения, как все топтуны, был тихарь незаметной серой внешности и поведения. Волнуясь, он сильно потел, отчего становился похож на расплывающийся влажный призрак. Парень он был неплохой и страдал от тайной слабости — он был горький закрытый пьяница, свойство, которое в милиции, ясное дело, не очень приветствуется. Я его по-товарищески срамил и стращал, уговаривал завязать, а Славка, виновато глядя в сторону, спрашивал меня грустно:
— Серега, ответь не по уму, а по сердцу… Я ведь знаю, что ты как бы прав… Послушаю я тебя, завяжу вглухую — и что останется мне тогда в жизни?
Я что-то неубедительно мычал, но заканчивал всегда пророчески-грозно:
— Смотри, Славка, погоришь однажды по-черному… Выпрут тебя без пенсии, закукуешь тогда… — и сам себя совестился, потому что для такого прорицания много ума не надо — ежу понятно, чем кончается для мента регулярная пьянка.
Ну и случилось, конечно. Возвращаясь из гостей, Симаков тихо, покойно-пьяненько заснул в троллейбусе. Борзый наряд доставил его в вытрезвитель, оформили Славку по всей программе. Оружия, к счастью, у него не было — да и зачем оно топтуну? А вот удостоверение майора милиции у него изъяли. Утром, проспавшись, он с ними не смог на месте договориться, с «вытрезвенниками», и как только его выпустили из трезвого узилища, позвонил мне.
Славка знал, что я с младых ногтей пасу вытрезвители — неисчерпаемый кладезь смрадной информации.
Пришлось мне в вытрезвитель поехать. Наехать, поохать, нажать на начальника вытрезвителя, потом подружить с ним, подарить на память о встрече бутылку коньяка «Отари», названного, наверное, французами в честь Отара Квантришвили, и тогда руководитель тверезой жизни разорвал все протоколы, которые должны были идти в Управление кадров МВД. Серая, незаметная миру, унылая — и такая нужная Симакову — карьера была спасена.
Надо отдать ему должное, Славка отслужил мне не один раз верой и правдой.
Штука в том, что в наших условиях для того, чтобы оформить наружное наблюдение, требуются такие чудовищные усилия и столько разрешений начальства, что проще за преступником самому протопать. Только — смешно сказать — эта профессия требует таланта и знания множества приемов и навыков странного филерского ремесла.
Славка был маленьким начальником, и сам он уже «на землю» не выходил, след не брал. Но его мелких командных полномочий было достаточно, чтобы по моей просьбе организовать наружку за интересующими меня людьми. Конечно, если это не была какая-нибудь масштабная долгосрочная операция, требующая больших людских ресурсов, как говорили топтуны — значительных трудодней.
Поэтому и на этот раз Симаков охотно согласился помочь. Только спросил для формы, на всякий случай:
— А начальство твое знает?
— О чем вопрос, Слава? Дело на контроле у самого Келарева… И не нужна мне толпа твоих соглядатаев… Мне нужен один толковый человек…
— Дуся? — понятливо среагировал Симаков.
— Да, мне нужна Пронина. Этого будет вполне достаточно…
Когда я заявился в контору, то, распахнув дверь, услышал пронзительный голосок Дуси Прониной. Она говорила Миле что-то про свою семейную жизнь.
