Книга Снова домой - Кристин Ханна

В этом доме Энджел жил уже целую неделю, совсем не выходя на улицу. Мадлен привозила ему еду, оставляя ее на крыльце, отчего Энджел порой чувствовал себя каким-то Квазимодо, вдобавок сидящим на низкокалорийной диете. На подъездной дорожке перед домом стоял новенький «мерседес» – первый случай в жизни Энджела, когда он приобрел автомобиль, имеющий в салоне больше двух мест, и «харлей-дэвидсон-спортстер». Ни на машине, ни на мотоцикле он еще так ни разу и не поездил. Энджел скрывался, стараясь как-то отдалить момент, когда все узнают, что он подвергся трансплантации сердца. Хотя Энджела все еще смущал собственный диагноз, он все-таки понемногу уже начал свыкаться с тем, что произошло.

Рано или поздно репортеры все равно узнают об операции, Энджел в этом не сомневался. Цена за иллюстрированную историю болезни Энджела, назначаемая журналами, росла с каждым днем. А значит, скоро кто-нибудь обязательно заговорит.

«Это должен быть ты, Энджел».

Он почти услышал голос Фрэнсиса. Во всяком случае, будь тут его брат, он непременно сказал бы именно это.

Он посоветовал бы Энджелу выйти наконец из укрытия и рассказать правду о том, что ему довелось пережить. Фрэнсис не забыл бы напомнить брату о том, как может подбодрить история Энджела тех несчастных, которые до сих пор дожидаются очереди на пересадку сердца в больницах.

Мысль о том, что он – о Господи! – он, Энджел, может стать в чем-то примером для других, заставила Энджела рассмеяться. Да, видно, слишком его напичкали лекарствами, раз ему в голову лезут такие глупости.

Тем не менее Энджел уже знал, что будет делать: он был не из тех людей, которые долго колеблются, прежде чем принять решение.

Как только Энджел решился, он сразу начал действовать. Он схватил телефонную трубку и набрал номер информационной службы. Узнав телефон клиники «Сент-Джозеф», Энджел немедленно позвонил туда. Услышав на том конце провода хорошо поставленный, вежливый голос, Энджел попросил соединить его с автоответчиком доктора Алленфорда. Затем Энджел наговорил сообщение, которое было предельно кратким и деловым: пожалуйста, организуйте для меня пресс-конференцию на десять утра в четверг. Сделав это, Энджел почувствовал себя гораздо лучше, хотя и понимал – это далеко не все, – что предстоит сделать. Было еще одно важное дело. Только он не знал, с чего начать.

«Что-то о его новом сердце...»

Едва ли не впервые Энджелу пришла в голову мысль, что у его донора непременно есть семья. Он подумал, какие, должно быть, сомнения мучили членов этой семьи. Ведь, недавно узнав о гибели близкого им человека, они должны были почти сразу принять решение о том, чтобы дать возможность Энджелу продлить его жизнь. Он восторгался решимостью и мужеством этих неизвестных ему людей.

Ранее Энджела интересовало только имя самого донора. Как он пытал Мадлен, стараясь заставить ее выдать ему эту конфиденциальную информацию. Но она держалась стойко, и ему оставалось только воображать себе этого неизвестного человека, думая, кто он, откуда был родом, как он умер, во что верил, когда был жив. Хотя было ли это так важно? Кто бы ни был этот человек, но его сердце билось теперь в груди Энджела: произошло чудо, иначе это нельзя было назвать.

Энджел обязан хоть что-нибудь сделать для семьи донора.

Хотя бы поблагодарить.

Мысль эта пришла ему в голову сама собой. Ведь что ни говори, а есть на земле люди, которым он обязан жизнью. Энджел взял авторучку, блокнот, раскрыл его и машинально нарисовал сердце в верхнем уголке листка.

И не успев даже сообразить, что именно будет писать, Энджел уже строчил по бумаге:

Уважаемая семья донора!

Пожалуй, это самая сложная вещь, какую только мне приходилось делать в жизни, – писать настоящее письмо, адресуя его незнакомым людям, к которым я отношусь как к своей семье. Нет слов, чтобы выразить вам мою признательность. Хотя, может, их нет именно у меня, а люди, получившие лучшее образование, нашли бы эти слова. Возможно, что так оно и есть.

Я находился в состоянии комы и медленно умирал, когда член вашей семьи погиб при весьма трагичных обстоятельствах. До самого недавнего времени я плохо понимал, как тяжело вам приходилось в тот момент. Но с тех пор я потерял брата, который погиб в автомобильной катастрофе. Такую боль, что я испытал, узнав о его гибели, я не чувствовал никогда в жизни. Сейчас мне кажется, что эта душевная рана никогда не перестанет кровоточить.

И я думаю: как у вас хватило сил подумать в эту страшную минуту еще о ком-то? Но именно так вы и сделали.

Вы помогли мне, даже не зная моего имени, не зная совсем ничего обо мне. Мужество и сострадание, которое вы проявили, восстановили мою веру в этот мир. Я вновь поверил в людей, хотя еще совсем недавно я был отчаявшимся и разочарованным человеком. Но что еще более удивительно, я поверил в самого себя.

Благодаря вам я обладаю сейчас самым ценным сокровищем – жизнью. И хотя может случиться так, что мы никогда не встретимся, мне бы хотелось, чтобы вы знали: в моем сердце всегда будет жить память о вас. Я сделаю все, что только в моих силах, чтобы заслужить свою новую жизнь, подаренную мне вами.

Да благословит Господь всю вашу семью.

Закончив писать последнюю строчку, Энджел почувствовал, как будто в нем что-то изменилось. Словно солнечный луч, чистый, жаркий, пронизал все его тело насквозь, осветив те уголки души, в которых многие годы были только темнота и холод. Впервые в жизни Энджел понял полностью и безоговорочно: на сей раз он поступил совершенно правильно.

Мадлен открыла шкаф и сунула туда руку, ища что-нибудь подходящее из одежды. Пальцы ее нащупали мягкую заношенную фланелевую ткань. Осторожным движением она раздвинула вешалки с шелковыми и хлопчатобумажными блузками и вытащила серо-голубую фланелевую рубашку, некогда принадлежавшую Фрэнсису.

Горе снова обрушилось на нее, вызвав целую вереницу горестных и вместе с тем милых сердцу воспоминаний. Мадлен вспомнила тот день, когда Фрэнсис оставил у нее в доме эту рубашку. Это был один из весенних дней, с утра дождливый и прохладный, а к полудню ставший жарким, как в середине лета. Фрэнсис тогда снял с себя теплую фланелевую рубашку и вместо нее надел одну из тех безразмерных маек с рекламой лекарств, которые Мадлен чуть ли не пачками получала в подарок.

На Мадлен опять обрушилось чувство одиночества. На мгновение боль сделалась нестерпимой. Мадлен сняла рубашку с вешалки и зарылась в нее мокрым от слез лицом. От рубашки исходил знакомый запах Фрэнсиса. Слабый аромат лосьона после бритья, которым пользовался Фрэнсис, вызвал в памяти тысячи образов и воспоминаний: вот Фрэнсис разворачивает небольшую красно-зеленую коробочку и смеется, увидев лосьон после бритья – подарок Мадлен. «Спасибо тебе, Мэдди, а то мой уже почти закончился...»