Книга Люди Кода - Павел Амнуэль

Земля совсем недавно была Израилем.

Убеждение явилось внезапно, и Андрей не стал разбираться в причине. Ясно, что он подсознательно прочитал мысль либо этого солдата, либо кого-то из его начальников, расположивших свой наблюдательный пункт в домике у шлагбаума.

Домик был выбеленным двухэтажным строением с маленькими окошками, будто бойницами в стене средневековой крепости. Над дверью висела вывеска, и Андрей на этот раз сумел прочитать ее, а точнее, понять ее значение, отраженное в мыслях сопровождавшего его солдата. Надпись гласила: "Контрольно— пропускной пункт Назарет-7".

Город не мог быть Назаретом — тем Назаретом, что запомнился Андрею, когда он с мамой проезжал по узким кривым улочкам в огромном автобусе, который, казалось, был шире не только улиц, но и центральной городской площади, но, тем не менее, продирался сквозь теснотищу со скоростью горного потока, не разбиравшего, есть ли на его пути преграда. Он ехал тогда из Кацрина в Кфар-Хабад, и это был последний день на Земле.

Город, отделенный шлагбаумом, не мог быть Назаретом еще и потому, что, даже покинутый, он оставался бы арабским, в нем жил бы дух его строителей, неосязаемый, но вполне ощутимый для любого человека Кода. Этот город был просто скоплением кубических строений с окнами и надписями.

Так и не разобравшись в своих ощущениях, Андрей вошел в сумрак КПП, попав сначала в небольшой холл, где за компьютером сидел еще один солдат, а потом — в длинную комнату, где и был оставлен наедине с начальником. В погонах Андрей не разбирался, тем более, что армия была японской, он знал теперь это совершенно точно, успев пробежаться мысленно по базе данных, запечатанных в тесном пространстве жесткого диска. Он не стал запоминать все — ни к чему, — но ухватил основное, сосредоточившись не столько на тактических армейских заготовках, во множестве разбросанных по ячейкам памяти и пригодных на все случаи жизни от ядерной атаки до нашествия вампиров (было и такое в одном из файлов!), сколько на географических и исторических сведениях, выдернутых по крохам и с трудом соединенных в некую единую структуру, позволявшую сделать логически непротиворечивое заключение.

Офицера, смотревшего на Андрея тусклым взглядом озверевшего от безделья начальника, звали Юси Акахира, он руководил шестым экспедиционным корпусом и жутко — вот уже вторую неделю! — тяготился своим новым назначением, потому что терпеть не мог гражданских, а между тем, именно гражданским населением надлежало ему командовать в ближайшем будущем.

— Кто такой? Имя? — резко спросил Акахира, но заданный вслух вопрос был лишь попыткой отвлечь самого себя от зудевшего в подсознании страха. Офицер боялся, и чем ближе подходил Андрей к столу, на котором, кроме плоского терминала компьютера лежали несколько дискет от биопроцессора, тем более осознанным становился страх, и наконец, Андрей сумел разобраться в причине.

Акахира видел, что перед ним европеец. Следовательно — один из людей Кода. Что он здесь делает? Акахира не спрашивал себя, каким образом человек Кода, представитель племени, покинувшего Землю полвека назад, оказался здесь, вблизи от лагеря перемещенных лиц Назарет. Вопрос не имел смысла — любой из людей Кода мог оказаться где угодно. Здесь или в Токио.

Людей Кода не понять, они и не люди вовсе. Приказ, которому уже больше трех десятилетий и который никто и никогда уже не отменит, гласил: любого человека Кода, обнаруженного где бы то ни было и кем бы то ни было, нужно уничтожить на месте любым пригодным способом, даже если при этом придется использовать ядерное оружие поля боя.

Сразу нужно было это сделать. Сразу, не раздумывая. Приказ есть приказ. Хирума струсил и позволил человеку Кода отконвоировать себя в КПП. Но он-то, Акахира, потомственный самурай, пра-правнук генерала Ямадори, в эпоху Хирохито командовавшего танковой бригадой на Дальнем Востоке, он-то, знавший все трагические следствия возможного промедления, он— то почему сидит, не предпринимая решительно ничего, даже самого простого — протянуть руку и набрать на терминале код «1-6-5»? Он погибнет, распавшись на атомы, и весь этот район в сорокаметровом радиусе превратится в радиоактивную воронку. Но приказ будет выполнен, и человек Кода исчезнет. Не умрет, убить человека Кода невозможно, потому что существа эти не живут в обычном смысле слова. Нет, не умрет, жаль, конечно. Но уйдет отсюда.

— Не бойся, — сказал Андрей, — дай-ка я посмотрю на тебя. Я хочу знать, где я и когда. Потом я уйду сам, здесь мне нечего делать. Помоги, и я уйду.

Он произнес это вслух по-японски, на том диалекте, каким пользовался майор, но Акахира, наполовину парализованный страхом, так и не понял — раздались слова в тишине комнаты или прозвучали эхом в его сознании.

Он все же протянул руку, Андрей не мешал майору поступать, как велел приказ, и пальцы Акахиры пробежали по клавиатуре, набирая код. Взрыв произошел через полторы секунды, но в эти полторы секунды сознание и подсознание, и все уровни собственного «я» майора Акахиры оказались раскрыты настежь, как дом, уже покинутый владельцем. Андрей протянул руки и начал разбирать этот завал памяти и предрассудков, растянув отпущенные ему полторы секунды ровно настолько, чтобы не пропустить никакой интересной информации.

Так… Родился в японской части Екатеринбурга через семнадцать лет после Исхода. Перескок: молодой Акахира — участник Всеяпонского конгресса партии религиозной свободы. Конгресс собрался в Тегеране, бывшей столице Ирана, ныне городе свободной молодежи западных провинций.

Нет, так не пойдет, нужно последовательно.

Спокойно, Акахира, жить тебе осталось полторы секунды, нет, уже на семь миллисекунд меньше, не суетись, дай понять.

Сначала. Родители. Отец — отставной генерал, в дни Исхода командовал бригадой, которая наступала на Ближний Восток с юга, десантируясь с судов, захваченных в доках бывших Соединенных Штатов. Мать… Не прочитывается. Не думает Акахира о матери, никогда не думал, разве что в раннем детстве, когда все еще такое розовое или черное… Мать ему казалась цветком, который рано увял, потому что… Вот оно, все понятно, мать была проституткой в армейском борделе, родом она была из Юго-Восточной Азии, то ли с Филиппин, то ли из Малайзии, отец на эту тему не любил распространяться, а самого Акахиру родословная матери интересовала лишь постольку, поскольку мешала продвигаться по армейской служебной лестнице.

Не очень-то и мешала, если разобраться. В шестнадцать лет — пехотное училище в бывшем американском Фриско. Город уже лет пять стоял разрушенным китайской водородной бомбой — пустой уже в то время город, и акция эта была непродуманной, премьер Китая сам потом сожалел, но дело было сделано, и пехотное училище размещалось далеко от эпицентра, где наведенная радиация уже опустилась ниже разрешенного уровня. Можно жить.

По Ханойским соглашениям Фриско и вся бывшая Калифорния отошли к Японии, хотя Китай и был недоволен таким поворотом событий — освобождала Западные штаты китайская армия, а в результате…

А в результате первый свой боевой опыт девятнадцатилетний сержант Акахира приобрел в операции «Хантонг». Балканы. Райский край. Весна. Цветущие яблони. Снег сходит с горных вершин мутными потоками, затопившими дороги вокруг бывшего Дубровника. Неважно. Пробьемся. Китайцы не должны заполучить всю Сербию. И пробились. Акахира прошел через эпицентр (не удержался генерал Хуэй Цзе, сбросил пять тактических ядерных зарядов, оставив от Дубровника и окрестностей мрачные воспоминания), зрелище запомнилось на всю жизнь.