Книга Старуха 3 - Квинтус Номен

не шутят», штурмы именно поселков и городов прекратились за ненадобностью – а предупреждение было очень простым:

– Уважаемые финские коллеги, солдаты и офицеры! Перед вами стоит выбор одного из трех вариантов: вы остаетесь в населенном пункте и там умираете – как подонки, попытавшись прикрыться гражданскими, потому что мы снесем этот пункт с лица земли артиллерией. Вы можете выйти в чистое поле и умереть там – как идиоты, потому что мы вас в поле смешаем с грязью снарядами, но сохранив честь, так оставите гражданских живыми. Или, наконец, можете просто уйти к себе в тыл или сдаться в плен – тогда вы останетесь живы и впоследствии вернетесь к своим семьям после нашей победы.

Первые дней десять в основном солдаты именно отступали, ну а потом просто «отступать стало просто некуда»…

После того, как Маннергейм подписал акт о капитуляции, снова поднялся вопрос о том, «что делать с Финляндией» – но у Сталина на столе уже лежала Верина записка с предложениями по этому вопросу. Начинающаяся словами «поскольку почти все финны сейчас воспитаны в духе фашизма и русских люто ненавидят, вариантов у нас немного»… Обсуждение вопроса длилось два дня, с руганью, переходящей в матерщину и чуть ли не драку – но все же удалось придти к согласию. Правда, как не преминул отметить Валентин Ильич, «все остались одинаково недовольны принятым решением», на что Лаврентий Павлович немедленно возразил:

– Старуха – та точно будет довольна. Нам остается лишь что-то сделать с Норвегией – и тогда она вообще счастлива будет.

– А что Норвегия? – хмыкнул Иосиф Виссарионович, – куда они денутся-то?

– Ничего с Норвегией делать не надо, – меланхолично подтвердил Вячеслав Михайлович, – они уже согласились с нашей нотой и единственное, о чем попросили, так это дать им не две недели, а месяц для выполнения поставленных условий. По крайней мере наши представители уже допущены в лагеря для интернированных, причем не только дипломаты, но и командиры армии. Вы, Лаврентий Павлович, это и сами должны уже знать, армия-то там в основном ваша.

– Да знаю я, и месяц мы подождать согласились уже. Я имел в виду, когда норвежцы нам всех интернированных передадут, то Старуха полностью счастлива будет.

– Откровенно говоря, я так и не понял, в чем ее счастье в этой ситуации заключаться будет, – высказался Климент Ефремович.

– У Старухи откуда-то очень интересные сведения о залежах всяких полезных ископаемых на той территории, а вот осваивать эти месторождения некому. И как раз пленных солдат она на эту работенку и хочет направить. Хакон седьмой полностью согласился, что если мы переданным нам интернированных норвежцами солдат отправим на эти рудники…

– Мы предоставим всем возвратившимся из Норвегии финским гражданам работу, – немедленно поправил Берию Тихонов, – чтобы они могли заработать себе на жизнь и не испытывали нужды. То есть мы даже к поверженному врагу проявляем милосердие…

Иосиф Виссарионович не удержался и рассмеялся в голос:

– Ну да, мы вообще во все стороны милосердием прыскаем! После нашего ультиматума Хакон согласился бы, что отрубание голов всем переданным нам финнам было бы актом милосердия: ведь головы-то рубят, чтобы они не мучились!

– Однако нельзя не согласиться, что обустройство будущих рудников, если оно будет вестись по стандартной процедуре НТК, обеспечит этим солдатам уровень жизни даже повыше, пожалуй, чем они у себя до войны имели. А Старуха за соблюдением нормативов следит очень внимательно…

– И все мы боимся, что она нас заругает, если мы что-то неправильно сделаем, – рассмеялся уже Валентин Ильич. – Ладно, посмеялись и будет, по персоналиям у кого-то замечания имеются?

– Не замечание, а… – Климент Ефремович немного замялся. – Андрей Александрович потянет автономную республику? У него же опыта работы с нацменьшинствами…

– Мы ему, безусловно, поможем, – ответил Сталин. – И, насколько я понимаю, ему очень поможет в работе Вера Андреевна, тем более поможет, что мы, по сути, ее план приняли – а это значит, что она все уже тщательно продумала.

– Ну да, продумала, – как-то криво усмехнулся Тихонов, – два новых цементных завода полностью на эту Саамо-Финскую АО работать теперь два года будут…

– А взамен мы получим… – начал было Лаврентий Павлович, но Валентин Ильич ему договорить не дал:

– Да знаю я! Но Старуха опять шведов подкармливать собирается со страшной силой, ей, видите ли, советские рельсы не нравятся!

– По поводу рельсов я с ней уже говорил, и вынужден с ней пока согласиться: пока вся шведская сталелитейная промышленность будет делать рельсы для Саамской республики, она не сможет делать оружие для Гитлера и поляков. И то, что мы за это немного переплатим… хотя в любом случае мы ни копейки на это, как и всегда во всех ее затеях, не потратим. Так что… да, Вячеслав, с Хаконом по поводу саамского референдума у тебя сейчас кто работает?

– Никто. У нас ни у кого просто нет понимания о том, что, собственно, следует обсуждать. А когда все в Европе упокоятся, то, думаю, с норвежским королем пусть почетная гостья шведского поговорит: у нее почему-то такие разговоры очень убедительными получаются. И хорошо, что мы ее сюда сейчас не пригласили – а то вышли бы из кабинета и долго думали бы, какого рожна мы такие идиотские постановления приняли.

– Вроде она ничего особо идиотского никогда не предлагала, – с легким сомнением в голосе ответил Лаврентий Павлович. – Или я что-то пропустил?

– Пропустил, – довольно усмехнулся Валентин Ильич, – потому что ты уже просто привык. А для свежего человека поначалу все ее идеи кажутся идиотскими, и лишь когда они воплотятся…

– Товарищи! – уже всерьез возмутился Иосиф Виссарионович, – мы здесь собрались чтобы Старуху обсуждать или серьезные вопросы решать?

– А это почему-то всегда получается одно и то же, – тихо проговорил Берия. – То есть когда что-то касается производства чего угодно, то без упоминания Старухи вопросы не решаются.

– А может ее тогда главой государства нам назначить? – саркастично вопросил Климент Ефремович.

– А я бы не отказался, – ответил ему Сталин. – Но она сама не хочет, и не потому что не хочет, а потому что, как она говорит, на такой работе сгорит за месяц. А на