Книга Молот заката - Владимир Александрович Сухинин

же говорил, что никогда там не был.

– Не был, – согласился Антон. – Во сне видел и дворец, и унитаз.

– Ага, во сне, значит, – повторил Торвал, и по нему было видно, что он не поверил Антону. – Что у нас с размерами? Локоть, пол-локтя, два локтя. Это понятно. Диаметр ладонь… Сделаю, это несложно. Пружинки из стали откую для защелок. Еще что?

– Есть идея сделать медные духовые инструменты, – ответил Антон, – но чертежа еще нет.

– Какие такие духовые инструменты? – удивился шер. – Для чего?

– Дудки, трубы. Для музыки. Еще медные тарелки, чтобы так ударить их друг о дружку и получился бы звенящий «бум-м-м».

– Зачем?

– Буду создавать ансамбль песни и пляски из музыкантов и танцоров, ну и певцов, конечно.

– Песни и пляски? Шуты, что ли, и потешники?

– Скучно живем, Торвал. Надо веселее. Нам песня строить и жить помогает… Франси сказала, что у нас есть те, кто на барабанах играет, в трубы дует и на мандалайках… то есть, в общем, – смутился Антон, – бренькает на струнах…

Девочка, услышав расхожую фразу Франси, громко рассмеялась, потом серьезно произнесла:

– Я умею играть на флейте. Дядька Торвал, ты знаешь, как их делать, сделай мне.

Торвал молчал, растерянно переводил взгляд с одного на другую и лишь кивал…

Вечером Франси, как и обещала, собрала в столовой бедуинок и трех имперок. Антон сидел за столом и пригласил сесть Франси.

– Давай, Франси, садись рядом. Поможешь мне с выбором.

Женщины, мало понимая, что хочет их лорд, жались в тесную кучку и смотрели на Антона с опаской.

– Я хочу, – начал свою речь Антон, – чтобы мы все жили веселее.

«Хреновое начало, – подумал он. Не оратор я, не Цицерон. Смотрят со страхом, ждут неприятностей… – И мысленно отмахнувшись от навязчивых мыслей, подумал: – Лорд я или не лорд. Мое слово – закон».

Женщины действительно после его слов напряглись, ожидая нечто непотребное. Им говорил их жизненный опыт. Не может все быть хорошо, где-то будет подвох. И все это Антон отчетливо видел на их лицах. Он поднялся из-за стола и стал расхаживать перед женщинами взад и вперед. Говорить не спешил. Стайка женщин напряженно провожала его взглядами.

– Хочу создать театр. Знаете, что это такое? – спросил он, прервав затянувшееся молчание.

Женщины замотали головами.

– Это когда есть сцена, музыканты, певцы и танцоры. Кто играет на каких-либо инструментах? – спросил Антон. Ответом ему было молчание. – За участие в театральной группе буду платить серебряк в тридцать дней…

Не успел он закончить, как все бедуинки тут же сделали шаг вперед.

– Молодцы, – похвалил смелых женщин Антон. – На чем играете? – спросил он.

– На думбеке и уде… – ответили хором три женщины.

– На бубне, – вышла еще на шаг вперед самая молодая бедуинка.

– А я на флейте, – раздвигая полы платьев стоящих женщин, выбралась вперед Вирпела. – Мне тоже будешь платить?

– Буду, – спокойно ответил Антон.

– Я еще танцевать умею, – снова сделала шаг вперед молодая.

– Ясно. Очень хорошо. А вы, говорят, умеете петь, – обратился Антон к трем имперкам. Он знал, что две из них это мать и дочь, и третья – их свояченица.

– Я танцую, – выступила вперед свояченица. – А они поют, – она кивнула в сторону матери и дочери.

Антон, услышав, кивнул.

– Так, сейчас мы проведем смотр талантов. Ты, Зульфия, нам первая станцуешь. Давай выходи на середину, – позвал Антон младшую бедуинку.

– Хорошо, господин, – быстро согласилась та, – но мне нужен бубен.

– Бубен? Тарелка из серебра подойдет?

– Подойдет, – ответила Зульфия.

– Франси, выдай бедуинке тарелку к танцу. Большую.

Франси не спорила. Ей самой было интересно, что из всей этой затеи выйдет. Она вышла и быстро вернулась, принесла тарелку и всучила девушке.

– Вот твой бубен, малышка, показывай, что можешь, – ласково и мягко произнесла она. Антон сел за стол. Женщины расступились. Бедуинки сели на пол, скрестили ноги и стали выбивать кулачками по полу ритм. Зульфия скинула с себя платье и осталась в одних шароварах с задорно торчавшими полушариями грудей.

Антон подумал, что да, действительно подросли. Как она и говорила. Имперки замерли, а Зульфия пошла по центру столовой бочком, а затем пальцами ударила по тарелке. Получилось дробно и громко. Танец начался. Антон увидел вживую настоящий танец живота. Он с восторгом смотрел на этот танец, и когда он закончился, то захлопал в ладоши.

– Молодец, Зульфия, ты нас порадовала. Только в следующий раз грудь надо будет прикрыть…

Зульфия раскрасневшаяся и довольная поклонилась.

– Подойди, – позвал ее Антон. Он из пояса достал серебряный талант. – Бери, – положил он на стол монету. – Заслужила. Так, а тебя как зовут? – спросил Антон женщину, свояченицу двух имперок, когда счастливая Зульфия отошла к сестрам. Сунула монету в рот и стала глазами дразнить бедуинок.

– Люция, господин.

– Люция, ты нам станцуешь?

Женщина замялась, опустила глаза:

– Я танцую обнаженной, господин.

– Да? Почему?

– Я танцевала в храме Венеры, богини плодородия, и ей посвящала танцы.

– Так. А чем мы можем заменить твою наготу, Люция? Может, прикроем ее кусочками ткани сверху и снизу? Сошьешь себе трусики маленькие, чтобы прикрыть… это самое.

– Можно, господин. Так тоже танцевали, но эффект другой… А что такое трусики?

– Потом объясню…

В зал вошла Арзума, Антон показал ей глазами, чтобы она села рядом. Когда она села и расправила складки пышного платья, шепнул ей:

– Идет отбор артистов для театра.

Арзума поглядела на полуголую и довольную Зульфию, а та ответила ей прямым взглядом.

– Это отбор в гарем, урган? – так же шепотом спросила она.

– Нет… Ты чего подумала? – Антон сильно удивился ее вопросу. – Скажешь тоже, гарем. Из замужних? Театр – это место, где поют, танцуют и играют на музыкальных инструментах. Гарем мне не нужен, тем более из замужних простолюдинок.

– Поняла, – скрывая смех, ответила Арзума. – Посмотрим.

Антон подбодрил Люцию:

– Выходи, танцуй. Если одежда тебя связывает и мешает, снимай. Тут все свои.

Женщина не стала строить из себя целомудренную матрону. Скинула с плеч платье. Оно упало ей под ноги. Но уже это движение заставило Антона и зрителей замереть. В ее движениях было столько грации и сексуальности, что Антон прикрыл глаза. Люция осталась в одной короткой исподней рубашке. Помедлила и не стала ее снимать.

Антон открыл глаза и заметил, что фигура у женщины стройная. Атлетическая. Крепкие длинные ноги, широкие бедра и вызывающе красивая грудь, которая распирала рубашку.

Люция начала двигаться с того места, где стояла. Она подняла руки, изогнулась и плавно сделала волну из своего тела. Она была словно без костей, плавно перетекая из одной позы в другую.

Неожиданно включились мать и дочь. Они завели