Книга Ледяной палач - Николай Иванович Леонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возле подъезда старой облупленной трехэтажки его застал скандал. Старуха в старинном тяжелом пальто впилась в рукав полицейского и вопила на всю улицу:
– Сымай, сымай печати свои. Не имеешь правов, моя комната! Мне сдавать ее надо, деньги на лекарства нужны! Жилец с вокзалу приедет сегодня! Сымай, ирод, а то начальству пожалуюсь.
Тот стряхивал настырную пенсионерку и бурчал:
– А ну отстань, по закону все. Вещи жилицы твоей следователь изымет, тогда комнату сдашь.
– Какие вещи, какие вещи, ты чего удумал, у нее вещей-то не было! Нищенка! Вечно мне оплату задерживала, я и сама ее выгнать хотела!
– Придет следователь, с ним и разговаривай, а будешь орать, я тебя за незаконное предпринимательство закрою. – Сотрудник отшвырнул старуху и зашагал по улице.
Но та семенила упорно следом:
– Христа ради, отопри дверь. Человек у меня, командировочный, приедет сегодня с деньгами, комната ему нужна. Прибраться же надо. Вещи забирай ты еешние, не нужны они мне!
Представитель власти ее уже не слушал, только нахмурился, когда проходил мимо Гурова, который так и замер с приоткрытой дверью машины:
– Что стоим, гражданин? Следуем дальше. Проезд не блокируйте, а то «Скорая» потом проехать не сможет.
– Хорошо, хорошо. – Лев захлопнул дверь и плавно тронулся вперед. Возле расстроенной старухи, которая что-то бормотала себе под нос и бросала мрачные взгляды вслед полицейскому, он остановился и снова приоткрыл дверь. – Извините, я слышал, вы комнату сдаете?
Пенсионерка недоверчиво обвела взглядом автомобиль и мужчину в простой неприметной куртке:
– Ну сдаю. Хорошая комнатка, светлая. Диван имеется, шкапчик. Все хорошее, югославское. Завтра с утра схожу к начальству его, – она кивнула на удаляющуюся черную спину в куртке с надписью «Полиция». – Вещи вынесу от жилички, и заезжай. А ты чего, с женой развелся? Работаешь-то где?
– Таксую, бабуль. – Лев вышел из машины и подошел поближе к заинтересованной хозяйке. – Тут женщина знакомая жила в вашем подъезде, Марина, недавно подвозил ее. Она сказала, что съезжать собирается и комната хорошая, а я ищу давно подальше от центра, чтобы не так шумно было. Вот приехал. Телефон забыл ее взять, думал, записочку оставлю или так поспрашиваю.
– Это ты вовремя, – расплылась беззубая улыбка. – Маринка у меня снимала, теперь навсегда освободила. Про мою комнатку правильно сказала – светло и хорошо. Только, чур, вовремя платить, мне на лекарства деньги нужны.
– Так, может, покажете? – Гуров шагнул к подъезду. Ему не хотелось пугать женщину корочками служебного удостоверения. Он надеялся, что сможет попасть в квартиру мирно и посмотреть все, что захочет.
В ответ пенсионерка насупилась:
– Завтра приходи с вещами. Чего смотреть? Комната хорошая.
– Да мне бы с Мариной еще поговорить, она у меня в машине бумаги в папке свои забыла. – Лев лихорадочно соображал, что бы еще такого наговорить недоверчивой старухе, чтобы та провела его в квартирку.
А та совсем расстроилась, что и этот потенциальный жилец закапризничал, буркнула недовольно:
– Не нужны ей договора больше. – И уже не выдержала от кипящего внутри раздражения, принялась жаловаться: – Померла жилица, утром в лесу нашли, от борщевика сгорела. Оно и понятно, городская, ничего не знает, вот и полезла на поляну.
– От борщевика? – изумился Лев.
– Так после войны ими все поля вокруг города засадили, скотину чтобы кормить. Мы ребятишками бегали все в волдырях от этих лопухов. Чуть сок попадет, и сразу на солнце пузырями пойдешь. Был у нас случай в деревне, что малой забрел в заросли и там в корчах помер. Так в закрытом гробу хоронили – до того весь пузырями исшел. В деревнях-то народ поумнее будет, не суется куда попало, гуляют все прилично по улицам или на пятаке. А эту, ишь, потянуло городскую по лесу шастать. Теперь вот мне за квартирку по полициям ходи, взяли опечатали из-за ее вещей. А там одни помазюльки еешние, все морду красила, молодилась. Столько лет, а все хвостом крутила, добра не накрутила. Где ж это видано, в таком возрасте без своего угла, без приданого, без детишек. Ледящая, больная, что ли. Бог вот и забрал ее, никакого проку от такого пустоцвета, семьи не устроила, все по чужим углам мыкалась.
– Подождите, подождите, – остановил ее опер, который никак не мог осознать мысль, что Исаева, с которой он беседовал вчера вечером, сейчас мертва. То есть вчера, после их схватки, она зачем-то поехала в лес, а утром, пока он был на совещании, ее нашли и констатировали смерть. – Какой борщевик? Сейчас ведь сентябрь!
Квартирная хозяйка дернула в ответ плечом:
– Мне-то что за дело, сказал полицейский, что от борщевика, значит, так и было. Им виднее, а я лезть не буду. Мне квартеру надо освободить, а то простаивает жилплощадь. Что я, зря, что ли, на заводе двадцать лет горбатилась, хоть комнатку урвала, все прибавка к пенсии. Ну так что, давай задаток, и завтра с вещичками жду тебя. Так ты приличный, деньги есть – я такое сразу вижу. Уж пожила на свете-то, и Маринку эту сразу увидела. Профурсетка, одним словом, только по мужикам скакать, как стрекоза, жалко только ее было, вот и сдала. Регистрацию сделала, чтобы в поликлинику могла ходить. А она вон свинью мне подсунула, гулять удумала, гулена. Знала бы, что такая с ней будет оказия, на порог бы не пустила дрянь эту.
Гуров уже садился в машину, соображая на ходу, в какое УВД ему надо направиться, чтобы узнать подробности смерти Исаевой. Заболтавшаяся старуха метнулась к двери:
– Задаток, задаток забыл! Сдам же без задатку, у меня желающих пруд пруди. Командировочный едет с чемоданами!
Сыщик отмахнулся от назойливой пенсионерки:
– Передумал я, не хочу после покойницы