Книга Черная капелла. Детективная история о заговоре против Гитлера - Том Дункель

Бетге имел честь крестить собственного сына в присутствии большой семьи Бонхёффер-Бетге. Из Бундорфа приехала Мария фон Ведемейер. Ее жених написал своему тезке открытое письмо и позаботился, чтобы оно дошло вовремя — не так, как проповедь, написанная год назад к свадьбе Бетге. Пунктуальность стоила ему золотых карманных часов — Дитрих отдал их охраннику Гельмуту Линке, чтобы тот лично доставил письмо.

Карл Бонхёффер зачитал письмо сына на церемонии крещения. Сначала дядя Дитрих разъяснял новорожденному племяннику, что «в настоящее время разделяет судьбу многих других добрых немцев» и поэтому «может присутствовать на свадьбе твоих родителей, твоем рождении и крещении только мысленно»[773]. Некоторым пасторам нужно тренировать «мускулы проповедника». Поэтому письмо оказалось длиной в три тысячи слов и было адресовано главным образом присутствовавшим на церемонии взрослым. Все они страдали от бомбардировок и молились, чтобы ужасы войны не ворвались в их дома. Карл Бонхёффер продолжал читать, зная, что сын пишет не только о крещении младенца: «Задачей нашего поколения будет не „стремление к величию“, а спасение и сохранение наших душ в творящемся вокруг хаосе и понимание, что это — то немногое, что мы можем вынести из горящего здания»[774].

На крещении Дитриха Бетге отсутствовал еще один близкий родственник. Ганс фон Донаньи оказался в военном госпитале Бух. Ему пришлось спасать и сохранять не только душу, но и шкуру, причем не только свою, но и своего зятя.

Донаньи все еще не знал, как обстоят дела с уничтожением «Хроник позора». После того как Гитлер в феврале отправил в отставку Вильгельма Канариса, Донаньи вновь попросил жену обратиться к юристу Исповедующей церкви Фридриху Перельсу, которому эти вопросы уже порядком надоели. Перельс вновь заверил Донаньи, что записи хранятся в безопасном месте, но место это не назвал. Кристина решила, что Перельс пытается ее защитить — на случай, если гестапо решит ее допросить.

Донаньи был уверен, что прокуроры вскоре назначат новую дату суда. Он почти полностью оправился от травмы, полученной во время ноябрьской бомбардировки, а потому более не мог настаивать на переносе судебного процесса. И все же он считал, что их с Дитрихом выживание зависит от полной отмены суда. Чтобы выиграть время, Донаньи решил пойти на рискованный шаг — на такой может пойти лишь тот, кому грозит смертная казнь.

В начале мая 1944 года Ганс попросил Кристину сделать то, о чем никогда не просил жену ни один муж, — помочь заразиться дифтерией[775].

55

Бактерии и война

Дифтерия была известна еще в Древней Греции и Египте. Тогда врачи еще не знали, что дифтерию вызывают бактерии, которые проникают в здоровые ткани и выделяют опасный токсин, который приводит к образованию толстой липкой серой пленки, забивающей носовые проходы и горло. Эта пленка дала болезни название: на греческом «кожа» — это diphtera.

Первые симптомы напоминают обычную простуду. Но постепенно пленка становится все толще и полностью блокирует дыхательные проходы и горло, что зачастую приводит к удушению. Токсины могут проникнуть в сердце, почки, лимфатические узлы и нервную систему и вызвать осложнения. От дифтерии умирало много детей — именно она погубила детей Авраама Линкольна, Джеймса Гарфилда и Гровера Кливленда.

В начале 1920-х разработали вакцину — увы, она была неидеальна и в течение десяти лет не получала широкого распространения. И все же дифтерия отныне считалась контролируемым, хотя и не окончательно уничтоженным заболеванием. Периодически случались вспышки. В 1943 году в Европе было отмечено порядка миллиона случаев дифтерии, причем 50 тысяч людей погибли. Германия понесла самый тяжелый урон — из-за войны вакцинация была остановлена, многие люди лишились крова и жили в стесненных условиях.

Донаньи разумно подошел к выбору болезни. К 1944 году смертность от дифтерии в Германии подскочила до шести процентов — на семьдесят процентов выше, чем до войны. Все чаще заболевали взрослые. Болезнь оставалась чрезвычайно заразной и передавалась при личном контакте. Ганс знал, что больного обвиняемого никто не пустит в зал суда. С точки зрения Донаньи, шансы выжить, заболев дифтерией, выше, чем в ходе судебного процесса. Отложенный суд означал отмену казни.

Кристина Донаньи имела подходящее образование. В университете она изучала зоологию, но после замужества бросила учебу. Она понимала, на какой риск идет муж, но чувствовала, что это необходимо. Большинство людей даже не представляют, как раздобыть смертельно опасную бактерию. Донаньи требовалось всего лишь попросить об услуге друга семьи. Йорг Цутт был профессором психиатрии в госпитале Шарите и директором клиники психических болезней. А еще он был протеже Карла Бонхёффера. Цутт взял образец дифтерийной палочки в лаборатории Шарите и передал его Кристине. Она — очень осторожно — передала образец Гансу. Никто в госпитале Бух и не подумал досматривать обычную, казалось бы, передачу с продуктами и свежим бельем. Однако внутри передачи лежала записка: «Красная бумажка и чашка с пятном — заражены!»[776]

Донаньи лизнул бумажку, выпил из чашки, и примерно через неделю у него проявились симптомы болезни: озноб, лихорадка, затрудненное дыхание, отечность желез, сильный кашель и посинение кожи[777]. К концу мая его пришлось перевести в изолятор частной больницы рядом с его домом в Потсдаме, где он ухитрился заразиться еще и скарлатиной[778]. Донаньи навестил прокурор Гельмут Кутцнер, но поговорить они смогли лишь через стеклянную перегородку. Кутцнер решил, что рассмотрение дела придется отложить до улучшения состояния Донаньи. Выздоровеет ли он, чтобы предстать перед судом… или умрет? Донаньи и сам не знал ответа, но в Германии не было другого пациента, столь благодарного своей болезни.

Дифтерия подоспела вовремя. Болезнь Донаньи совпала с решительными военными действиями на всех фронтах. Двадцать третьего мая союзники предприняли наступление в Италии. Четвертого июня Рим пал. Через два дня 125-тысячная армия при поддержке тринадцати тысяч самолетов и пять тысяч кораблей под командованием генерала Дуайта Эйзенхауэра, который стал верховным главнокомандующим союзных войск на европейском театре, высадилась на побережье Нормандии. Фельдмаршала Эрвина Роммеля, самого успешного и уважаемого немецкого генерала, вынудили завершить североафриканскую кампанию, а затем еще и обвинили в том, что он не остановил наступление на континенте. Впрочем, у роспуска абвера в феврале имелись совершенно неожиданные последствия. Сотни офицеров, преданных Вильгельму Канарису, не захотели идти к гиммлеровским