Книга Смута. Том 2 - Ник Перумов

– падали. Надо – ползли.

С той стороны, со стороны дроздовцев, тоже раздалась стрельба, шум, кто-то даже крикнул «ура». Перестрелка ширилась, хотя кто тут в кого мог попасть – вопрос крайне сложный.

Пользуясь моментом, взвод Солонова укрепился в доме, сноровисто заваливая окна всем, что попалось под руку.

Красные сейчас разберутся и пойдут в атаку. С их точки зрения, окружённые точно пытаются вырваться из кольца, а этого допустить нельзя.

Однако минута текла за минутой, а штурма так и не начиналось. Зато глубоко в улицах Гатчино, за собором, вдруг вспыхнула яростная пальба, перемежаемая глухими взрывами.

Лиза тихонечко подобралась к Фёдору, пристроившему свою винтовку на краю импровизированной бойницы. Девушка осторожно потянула его за рукав:

– Федя… Феденька… Я хотела сказать…

Ох, не время же сейчас для подобного, совсем не время!..

Но александровец не ждёт благоприятных обстоятельств, не ждёт, что препятствие исчезнет само, нет, – он «предпринимает все меры к устранению оного»!

Даже если это означает обнять Лизу прямо на боевом посту – деяние, запрещённое всеми и всяческими уставами, начиная с легендарного «Артикула» государя-императора Петра Алексеевича.

И он обнял Лизу, крепко прижал, чувствуя, как она замирает, ну точь-в-точь как птичка, которую достаёшь из клетки; как птичка, ещё не знающая, что миг спустя её отпустят в родную стихию.

– Ты мне всё скажешь, чуть позже, и я тебе скажу тоже.

– Нет-нет! – упиралась Лиза. – Я сейчас… я, чтобы ты знал… я не тургеневская девушка…

– Потом. Всё потом. – Фёдор поднялся.

– Нет! А вдруг мы эту ночь не переживём?! А я тебе так и не сказала!..

– Переживём, – с каменной уверенностью отрезал Фёдор. – Не отлиты пули наши.

Лиза улыбнулась:

– Да. Не отлиты. Конечно!..

– Вот именно, – вдруг вмешалась Зина. – Оставь, Лизок. Нам до утра продержаться надо. Давай сюда иди, как раз бойница свободна!

Тот, кто командовал силами красных, сообразил, что дело тут нечисто. Александровцы поднялись в атаку, да только совсем не в ту сторону, как ожидалось и как, казалось бы, она уже пошла. Пришлось разворачивать фронт, реагировать на новую угрозу; Фёдор Солонов словно читал сейчас его мысли.

А это значило, что отсиживаться им никак нельзя. Пусть атакуют их, а не тыл остального полка.

…Девушек оставили на втором этаже, сами спустились вниз. Севка не пожалел одной из остававшихся гранат, несколько метких выстрелов – и вот противник опять поворачивает, опять начинает штурмовать; совсем как тогда, прошлой осенью, когда трое «стрелков-отличников» держали мельничный домик в дворцовом парке.

Господи, это вчера было – или сто лет назад?

…Выстрел, отход, снова выстрел, снова отход – они возвращались обратно на позиции, увлекая за собой неприятеля. Красные, видать, обозлились – им бы обойти этот дом, однако они почему-то решили взять его «во что бы то ни стало» и, как водится, «любой ценой».

– Работаем, господа. – Федя приложился к тёплому дереву приклада.

Конечно, сильно помогала лунная ночь. Противник же далеко не сразу смог даже точно установить, где именно в его спине засела эта заноза; и когда начал обкладывать солоновский взвод по-серьёзному, выстрелы на севере Гатчино полностью стихли.

Наверное, это хорошо, убеждал себя Фёдор. Наверное, Две Мишени знает, что делает. Вот только как теперь выбираться отсюда ему с его командой, да ещё и с девушками?

Меж тем дом, где они засели, оказался уже в сплошном кольце. Красные не жалели патронов, кто-то из них попытался забросить гранату в окно – неудачно, в узкую бойницу не попал, граната откатилась и взорвалась, никому не причинив вреда, а самого гранатомётчика подстрелил кто-то из Фединых товарищей.

Но Две Мишени!.. Что с ним, что с полком, что делать, куда прорываться? Назад, вперёд? «Боже, помоги мне!» – горячо взмолился Фёдор.

Следующая атака оказалась злее всех. Красные бойцы вскочили дружно, разом кинулись к стенам дома из-за всех углов и укрытий, кто-то падал, но кому-то удалось-таки подорвать связкой гранат входную дверь. Баррикада рухнула, в проём метнулись фигуры – и тут же повалились, потому что сверху, с лестничной площадки второго этажа, ударили два «маузера»: Лиза с Зиной с азартом неофитов палили вниз, и промахнуться тут было просто невозможно.

Подоспел Севка с пятком александровцев, навалившись, забросали пролом изломанной мебелью. Но долго продолжаться это, конечно же, не могло.

– Уходим!..

Теперь их атаковали уже со всех сторон. Взрыв гранаты, кто-то стонет, ранен; надо прорываться, прапорщик Солонов, всё, время вышло!..

Казалось, ночь тянется уже целую вечность.

И тут со стороны Варшавской железной дороги грянуло, да так, что осветилось всё небо, ввысь устремился столб огня. Со звоном полетели стёкла, где они ещё оставались; оглохшие александровцы попадали где стояли.

А за первым взрывом последовали второй и третий, не менее мощные. И сразу же – крики «ура!», треск пулемётных очередей и взлетевшие во вновь потемневшее небо три красные ракеты.

Им мгновенно отозвалось ещё одно «ура!» – со стороны дроздовцев. Пальба вновь вспыхнула и справа, и слева, и спереди, а вот только что штурмовавшие дом красные бойцы заколебались, кто-то из них махнул рукой, и атакующие отступили.

– Наши! Наши! – заорал Севка Воротников.

И точно – по Ксенинской молча, словно ночные призраки, появились фигуры с «фёдоровками». «Ура» дроздовцев раздалось вновь, и было оно теперь куда ближе.

…А ещё миг спустя всё побежало. Замелькали бросившиеся в тыл фигуры, многие даже без винтовок. Слитный и хриплый рёв атакующей пехоты раздался совсем рядом, а затем на открытом месте, пренебрегая опасностью и нарушая все писаные и неписаные уставы, внезапно возникли Две Мишени с Ириной Ивановной.

– Солонов! Федя, господа, вы живы?!

Две Мишени не скрывался.

– Так точно! – откликнулся Фёдор и увидел, как Аристов с Ириной Ивановной разом и широко перекрестились.

– Слава Богу!..

Гатчино было в руках добровольцев. И не просто «в руках» – упорно дравшиеся красные полки сломил взрыв целого состава со снарядами и прочим огнеприпасом, захваченного александровцами на запасных путях ближе к Петербургу. Его-то и направили в тыл основного узла обороны красных; он оказался той соломинкой, что сломала спину верблюду.

Красные отступали.

Они отступали, а Фёдор Солонов стоял перед домом на углу Николаевской и Елизаветинской. Перед домом номер 10.

Домом, где почти восемь лет назад поселилась вся его счастливая тогда семья.

Ныне же от него остались только покрытые гарью кирпичные стены. Всё внутри поглотил пожар. Крыша рухнула, прогорели балки и стропила, не осталось ничего, один лишь старый, давно остывший пепел, промытый снегами и дождём.

Лиза осторожно взяла его за руку, и вновь жест это показался совершенно естественным, словно иначе и