Книга Сады пяти стремлений - Вадим Панов

–Это самое прекрасное, что я видел в жизни,– прошептал Занди.

–Твоя жизнь только начинается,– рассмеялся Бабарский.– И тебе предстоит увидеть очень много красоты: рукотворной и созданной природой, удивляющей и завораживающей, и ты, поверь, часто будешь повторять: «Это самое прекрасное, что я видел в жизни»… И будешь верить в свои слова до тех пор, пока тебя не поразит нечто новое. Я знаю, Занди, так будет.

–Надеюсь.

–Не сомневаюсь.

–Но эту красоту я не забуду.

Потому что всюду, в какую сторону ни посмотри, расстилался безбрежный и очень спокойный, очень тихий океан. Даже два океана: цвета морской волны снизу и цвета безоблачного неба сверху, сливающиеся в горизонте так, что разглядеть его линию не было никакой возможности. Ни облачка, ни клочка земли, ничто не мешало двум океанам лениво наслаждаться друг другом, кроме цеппеля – в небе и его чёрной тени на воде. «Пытливый амуш» был повсюду.

На взгляд Бабарского, в сплетении двух стихий не было ничего особенно чарующего, но он прекрасно понимал, какие эмоции испытывает переживающий первое воздушное путешествие Занди, и поддержал юношу.

–Подобные картины остаются в памяти навсегда.

–Да.– Занди помолчал, потом обернулся и посмотрел суперкарго в глаза:– Из-за меня ты чуть не погиб. А твой друг получил две пули.

–Растеряться может каждый,– пожал плечами Бабарский.– Ты растерялся всего один раз, оказавшись в очень непростой ситуации, поэтому я считаю, что ты показал себя достойно.

–Насколько достойно?

–Что ты имеешь в виду?

–Я смогу служить на «Амуше»?

–Кем?

Занди осёкся.

–Служить на «Пытливом амуше»– честь для любого цепаря, служить на «Пытливом амуше» офицером – ещё большая честь. Я надеюсь, что ты вернёшься, но для этого тебе нужно многому научиться и понять, кем ты хочешь вернуться. С другой стороны, мессер сказал, что способности у тебя есть и при должном усердии ты сможешь нагнать сверстников. А если как следует постараешься, то обгонишь их.

–Он так сказал?– Юноша вспомнил не очень длинный разговор с плотным лысым человеком, тем самым, который хладнокровно перебил всех напавших на яхту наёмников. Занди сильно волновался, решил, что показал себя не с самой лучшей стороны, и вот, пожалуйста,– оказалось, что дер Даген Тур разглядел его способности.

–Мессер сказал, что поможет тебе с учёбой, так что теперь всё зависит только от тебя.– ИХ похлопал юношу по плечу.– Не упусти свой шанс.

–Не упущу,– пообещал Занди – и себе, и Бабарскому.– Не упущу.

И посмотрел вниз, на волны, и веря, и не веря, что летит на огромном корабле пришельцев.

* * *

–Теодор, ты не представляешь, что мне довелось пережить. На этой планете растёт прекрасный кофе, но они совершенно не умеют его варить. В этом смысле они полнейшие дикари, едва освоившие заострённую палку.– Помпилио принял от слуги кружку с ароматным напитком, втянул аромат и улыбнулся.– Ты не представляешь, что мне довелось пережить.

–Мне очень жаль, мессер.

–Да, Теодор, теперь всем очень жаль, а я страдал.– Дер Даген Тур сделал глоток.– Великолепно.

–Благодарю, мессер.

–Ты видел, в чём мне приходилось тут ходить?

–Это ужасно, мессер.

–Надеюсь, ты это сжёг?

–Увы, мессер, капитан не дозволяет разводить на борту открытый огонь.

–Тогда выброси это, Теодор, верни туда, где это появилось.

–Немедленно займусь, мессер.

–И они без всякого стеснения называют это одеждой,– сообщил Помпилио, прихлёбывая кофе.– Иногда у меня складывалось ощущение, что я оказался в стране слепцов.

Дер Даген Тур вздохнул и посмотрел на левую сторону мостика. Восстановить все выбитые окна цепари не смогли, заменили только часть, а остальные проёмы зашили металлическими листами – идти по Пустоте с настежь открытыми окнами не рекомендовалось, да и ветер… Листы свою роль играли, однако выглядели чужеродно, чем привлекали внимание Помпилио.

–Нужно было покрасить их во что-нибудь весёленькое.– Ещё один глоток кофе.– Базза, у меня складывается ощущение, что вы растеряли чувство прекрасного.

–Вполне возможно, мессер,– не стал спорить капитан.

–Только не говорите, что вам было чем заняться помимо покраски мостика.

–Гм…

–Теодор, впервые за последние дни я чувствую себя по-настоящему выбритым,– произнёс Помпилио, отдавая слуге кружку и покидая кресло, в котором пребывал всё это время.

–Благодарю, мессер, теперь я могу заняться вашим «этим»?

–Да, Теодор, и больше мне об этом не напоминай.

–Конечно, мессер.

Слуга покинул мостик, а Базза встал рядом с Помпилио, разглядывая сливающееся с океаном небо через лобовое окно.

–Вам тоже не верится?– тихо и совсем другим тоном спросил дер Даген Тур.

–Есть немного,– честно ответил Дорофеев.– Всё вокруг кажется таким… незыблемым. Вечным.

–А в действительности оказывается хрупким.

Учитывая, о каких силах шла речь, определение «хрупкий» могло показаться шутливым, но с другой стороны, разница в размерах планеты и астероида была колоссальной, положи его на поверхность Траймонго – и он превратится в очередную, причём не самую высокую, гору. Но врезавшись в планету на гигантской скорости, он способен сокрушить всё, что на ней создавалось миллионы и последние шестьсот лет.

Маленький шарик готовился стереть с лица огромной земли саму жизнь.

–Десять лиг до точки встречи!– доложил рулевой.

Мужчины переглянулись, и Помпилио тихо сказал:

–Командуйте, Базза, и да поможет нам Добрый Маркус.

И направился к поднявшейся на мостик Кире.

* * *

–Сколько у нас времени?

–Если пришельцы правильно всё рассчитали, то меньше часа, синьора сенатор,– негромко ответил секретарь, даже не посмотрев на наручные часы. Он беспрестанно бросал на них взгляды, а сейчас не посмотрел. Наверное, потому, что сейчас не требовалась точность, достаточно короткой фразы: «Меньше часа»…

Меньше чем через час гигантский булыжник сотрёт с лица земли благословенные Сады. И возможно, убьёт всех жителей Траймонго: разумных и неразумных.

Меньше чем через час…

Они стояли у массивных ворот расположенного на отметке «2 километра» рудника. У внешних ворот, которые серьёзно укрепили за последние дни. Были ещё внутренние – через тридцать метров – которые специально построили, чтобы создать тамбур между внутренними помещениями и поверхностью. Они стояли и смотрели на пустые дороги, остановленные машины и замершие поезда. Смотрели на то, что оставляли на растерзание прилетевшему из глубин бесконечности убийце.