Книга Господа Чихачёвы - Кэтрин Пикеринг Антонова

Последним видом практических занятий, с которым Алексея заботливо знакомили, было, согласно дневникам мальчика, ознакомление с хозяйственными работами в имении. Хотя Алексей в своих записях не связывает образ матери со сферой ее деятельности, примечательно, что в этих записях не упоминается и «Папинька». Дневники свидетельствуют, что Алексея учили понимать и ценить ритм земледельческого цикла и независимую жизнь сельской усадьбы, легко включая эти сведения в содержание других, более формальных уроков: «Начался посев ржи. Я бросил первую горсть. В продолжении дня несколько раз шел дождь, и под конец очень сильный, так что сеять было невозможно»[762].

Алексей уделял много внимания лошадям и верховой езде. По-видимому, лошади были одним из немногих предметов, вызывавших у мальчика живой личный интерес. Андрей поддерживал его всеми силами: «Поутру занимался француским чтением; после обеда был с папинькой на прогулке верхом и как бурая моя лошадка к сожалению вовсе ослепла, то папинька мне пожаловал другую вороную»[763]. Представляется, что допустить Алексея к лошадям было лучшим из имевшихся в распоряжении Андрея способов повлиять на его поведение: «Папинька меня весьма обрадовал сказавши, что ежели я буду хорошо учиться то на святки пришлет за мной лошадей»[764]. В то же время забота о лошадях явно была частью управления имением, но Наталья уступила эти обязанности Андрею. Вероятно, выездка и занятия с лошадьми считалась мужской частью работы (возможно, потому, что могли представлять физическую опасность). Однако Андрей подарил по новорожденному жеребенку в 1831 году и сыну и дочери: впредь их называли «жеребенком Саши» и «жеребенком Алеши». Андрей ясно дает понять, что таким образом хочет воспитать детей быть ответственными владельцами: «Я так уже полагаю что как сии жеребята так и будущие от сих маток должны составить детскую собственность, сколько бы их ни было. И ни под каким видом сего назначения не [у]щемлять. Пускай это будет первоначальным их щастием»[765].

Примечательно, что для того, чтобы научить детей ответственно относиться к собственности, Андрей использовал жеребят, так же как он использовал игру, чтобы научить их географии. Играм также была отведена заметная роль в единственной в обширном публицистическом наследии Андрея статье, посвященной исключительно вопросам воспитания. Основной тезис этой статьи («О детских играх») заключается в том, что игра сама по себе выполняет важную образовательную функцию. О ее ценности в процессе познания ребенком окружающего мира в то время лишь только начинали говорить прогрессивные теоретики педагогики[766]. Андрей подчеркивает роль игры как отдыха от учебы и как способа передать учащемуся, не осознающему, что он учится, важные знания:

Любящему детей, жалко видеть, что так мало заботятся о их развлечении, которое столь необходимо после усидливости класной. Конечно гимнастических игр довольно, но почти все они требуют летнего времени, чтобы заниматься ими на открытом воздухе, – а при том неминуемая после них усталость, все же требует смены, такой игрой, которая бы производя в них успокоение от усталости, продолжала занимать их, и, если можно, занимать поучительно[767].

Другие упоминаемые в документах игры, очевидно, имели ту же цель. На восьмой день рождения Алексея Яков послал ему «историческую игру, желая душевно, чтобы она забавляя тебя приносила и пользу»[768]. А в 1837 году Яков сделал волшебный фонарь, пообещав к Пасхе снабдить его «стеклышками». Упоминается также калейдоскоп домашнего изготовления; Алексей пишет, что Андрей его еще «не обклеил», хотя сын «довольно часто его об этом беспоко[ит]». Яков отвечает: «…проси папашу, так оклеит, ну вот тебе верное слов – оклеит»[769]. В том, что касалось педагогической мысли, Андрей опережал и свое время, и большинство современников, прислушиваясь к своим детям.

Он не только сознательно побуждал Алексея приобретать важные географические сведения, гуляя по сельской местности, но также признавал (вероятно, под значительным влиянием Жан-Жака Руссо) пользу самих физических упражнений на свежем воздухе и считал очень важным находить им замену в плохую погоду. Для Андрея физические упражнения были необходимым дополнением к интеллектуальным занятиям не только детей, но и взрослых; он сам подавал пример, почти каждый день совершая «моцион». Андрей требовал, чтобы Алексей тоже занимался физическими упражнениями и, когда позволяет погода, делал это на улице: «С Алешей моцион в саду – Ему сделана маленькая лопаточка и велено свясти варишки шерстяные»[770]. Дети часто играли в подвижные игры: по просьбе Андрея Яков подарил племянникам «воланчик» (очень им понравившийся), так как «для телодвижения и занятия им бы это оч. хорошо; а то все в какие-то чижи… им охота играть»[771]. Алексей упоминает и более энергичные упражнения: «Папинька приказал для моей гимнастики сделать лесенку и уставить шест, по которому я несколько раз влезал и с веревочкой прыгал». На следующий день «[п]еред захождением солнца прогуливался с папинькой в яровом поле; отвыкнув от гимнастики, скоро получил мозоли на руках»[772]. Другой формой «движения» были танцы, уроки которых прививали детям навыки, полезные в светской жизни. В октябре 1835 года Наталья отметила в дневнике, что «дети весь день танцевали, а Григорий [крепостной] играл на скрипке»[773].