Книга Игра в куклы - Магнус Йонссон

Она вышла в коридор и открыла ближайшую дверь. В гардеробе до самого потолка стояли коробки. Она открыла крышку ближайшей. Но там не было чистой майки. Там были части чьей-то жизни. Или жизни нескольких человек. Открытки, фотографии, записные книжки, письма, пожелтевшее меню, старые театральные билеты с оторванными корешками. Она взяла одну из открыток. На ней была картинка: Карлов мост в Праге. Адресат: Маргарета Хофман, Артиллеригатан, 32, Стокгольм. Отправитель: «Преданный Вам друг Артур». Дата 22 апреля 1924 года. Вряд ли мать Стена Хофмана, скорее бабушка.

Вот, значит, где она находится. На улице Артиллеригатан, рядом с церковью. Линн закрыла крышку, захлопнула гардеробную дверь и пошла дальше. Следующую дверь не открывали много лет, это стало ясно, как только она почувствовала затхлый запах давно не проветривавшегося помещения и пыли. Ощущался и немножко химический запах нафталиновых шариков. Желтый свет голой лампочки падал на целые джунгли меховых изделий. Шубы короткие, шубы длинные, шубы в пластиковых чехлах или висящие на плечиках. Енот, лиса, шиншилла и масса каракуля – черных или коричневых шуб. Рядом висели старые костюмы и рубашки. В углу банки и бутылки. Политура для мебели, шампунь для ткани и мебельный лак. Дальше стояла коробка, в которой, как она сначала подумала, лежали принадлежности для детских игр, но потом она поняла, что это, скорее, было занятие для пожилых, а не для детей. Обрезки ткани, кружева, фарфоровые головы, шиньоны, вата и чепчики. Масса различных материалов для собственноручного изготовления кукол. Возможно, наследство, оставшееся от бабушки или какой-нибудь старенькой тети. Она сняла с плечиков рубашку.

Линн положила коричневую габардиновую рубашку на край раковины. Сойдет. Когда она попробовала душ, вода была чистый кипяток. Она тихо выругалась. Нет, что ли, никаких правил, какой температуры должна быть вода в квартирах? Она ополоснула руки холодной водой из крана и снова включила душ. Струйки воды медленно растворяли глину и свернувшуюся кровь, когда она массировала кожу у корней волос. Во рту появился вкус железа и земли, когда вода лилась ей на лицо. Она взяла мыло и намылила голову. Потом намылила тело в надежде отмыться дочиста от пыли и глины, которые, казалось, въелись во все поры.

Она вымылась, но продолжала стоять, подняв лицо к струям душа. Попыталась не думать вообще ни о чем. Теплая вода была бальзамом для кожи. Накопившееся напряжение постепенно растворялось, в висках перестало стучать, челюстные мышцы расслабились. Неприятности вчерашнего дня медленно стекали с нее вместе с грязью. Осторожно она повернула кран, чтобы добавить горячей воды, которая смягчила боль в плечах. Потом она вылезла из ванны, но решила постирать одежду в раковине, а уже потом вытереться. Когда она прополоскала одежду, вытерлась и надела махровый халат Стена Хофмана, то взяла большой фен, лежавший в шкафу под полотенцами. Линн слегка удивилась тяжести фена и силе напора горячего воздуха. Модель фена была, видимо, «родом из детства» этого аппарата: смесь пластмассы и металлических деталей. Он был таким тяжелым, что наверняка предназначался для какого-то держателя в стене. Не без усилий все же ей удалось направить фен в сторону стены, где она на крючках развесила майку и трусы. Звук работающего фена был оглушающим. Как будто она включила промышленный вентилятор на сталелитейном заводе. Зато он быстро высушит одежду.

У нее по-прежнему шумело в ушах, когда она вышла в коридор. Монотонное жужжание, казалось, застряло в голове. И только свернув в следующий коридор, она поняла, что звук был не шумом в ее ушах, а вполне реальным. И доносился откуда-то поблизости. Она прислушалась. Звук исчез, потом вернулся, потом его заменили шаги соседей этажом выше, когда они шли по паркетному полу. Там, наверху, включили телевизор, и она успела различить слова: «Ситуация в Сирии» и «Сотрудничество Евросоюза», прежде чем телик снова выключили. Она стояла и слушала. Жужжащий звук послышался опять. Монотонное бормотание. Не от соседей, а гораздо ближе.

И не из механического аппарата.

Это было что-то человеческое.

Что-то странное было в этой квартире. Неприятное чувство, что ты там не один. Как будто у стен были глаза. Будто что-то неизвестное витало вокруг и пропитывало эти длинные узкие коридоры. Она прошла мимо нескольких дверей, так и не обнаружив источник звука. Но этот звук все время присутствовал как фон. Скулеж? Скорее животное, чем человек? Если ей не мерещится.

Она приостановилась у высоких застекленных дверей, которые вели в столовую. Звук ослабел, а потом и совсем стих. За стеклом был виден огромный обеденный стол. Накрытый, как для праздника. По нескольку хрустальных бокалов у каждого места. Пустые бокалы всех сортов, ждущие, чтоб их наполнили: белым вином, красным вином, портвейном, а еще десертные рюмки – для ликера или пунша. Элегантно свернутые накрахмаленные салфетки. Сервиз со сценами охоты в английском стиле. Тяжелые стулья с высокими спинками в стиле рококо. Ей совсем не нужно было входить и проводить пальцами по пыльному столу, чтобы понять – этой комнатой давно не пользовались. Она была скорее сохраняемым символом, памятником. Реквием по ушедшему времени.

Она пошла дальше. Неприятное ощущение росло. Где она находится? Дальше были видны еще какие-то коридоры, может быть, для прислуги? Которые разветвлялись и расходились в разные стороны. Ей казалось, что она заперта в лабиринте. Стены коридоров как будто наклонялись над ней. Она шла все дальше и дальше, и квартира казалась ей все теснее и теснее.

Она вздрогнула.

Звук послышался снова. Или это стон? Теперь он был намного громче, чем раньше, и доносился из бокового коридора.

– Алло? Есть тут кто-нибудь? Стен? Стен Хофман?

Тишина была жесткой, как стена, об которую можно удариться. Звук прекратился. Вокруг были только стены, которые, казалось, издеваются над ее попытками что-то найти. Найти выход! И опять послышалось то ли жужжание, то ли стон.

Она должна прийти в себя! Хотела даже ударить себя по лицу, чтобы очухаться. Перед ней был темный коридор, похожий на лаз в катакомбах. Умом она понимала, что ничего сверхъестественного тут быть не может. Стен Хофман на ее стороне. Его можно даже назвать другом. Она заглянула в очередной боковой коридор и ничего не разглядела. Лампочка была вывинчена. Она прищурилась и попыталась привыкнуть к темноте. Увидела контуры алькова, шкаф и полки. Старый ход для прислуги, которая подавала еду к столу: на одной стене раздвижная дверца, за которой вполне мог находиться лифт, поднимавший готовые блюда из кухни ближе к столовой. Она приложила ухо к стене. Странный звук стало слышно лучше, но доносился он будто с другой стороны стены.

Она осторожно, на ощупь, пробиралась вперед, пока не дошла до дверей в конце этого прохода. Одна дверь, которая, возможно, вела на лестничную площадку, была не только забита гвоздями, но на ней были еще и доски, прикрученные болтами. Из-за второй двери доносилось ритмичное бормотанье на басовых тонах. Она помотала головой, но это действительно звучало так, будто бы буддийские монахи монотонно повторяли свою мантру. Если бы не то, что звуки время от времени переходили в мучительный стон. Как будто скулит подстреленное, раненое животное. Или брошенный ребенок. Она колебалась, коснувшись ручки двери. Может, кто-то нуждается в помощи? Если, конечно, это был не просто звук какого-то сломанного аппарата. Дверь была не заперта.