Книга Седьмая пятница - Артем Тихомиров

Прошло две недели. Жизнь понемногу возвращалась в прежнюю колею, что я мог только приветствовать. Впервые за долгое время меня никто не тягал совершать подвиги, не будил ни свет ни заря, не мутузил при каждом удобном случае. Синяки почти сошли, и голова, немало сотрясенная в последней битве, практически не болела. Я даже начал вспоминать, что значит хорошо высыпаться. По утрам, глядя на себя в зеркало, ваш покорный слуга видел румянец на своих щеках, чего отродясь не было.

Кто знает, может быть, спасение мира в конечном итоге гораздо благотворнее воздействует на здоровье, чем я думаю и принято считать? Не знаю, пока мне нравится наслаждаться прописанным докторами покоем. Все, что напоминало о недавних событиях, так это повязка на голове. Талула не разрешала ее снимать, и я не возражал. Повязка придавала мне внушительный вид.

Пожиратель выжил. Наше вторжение помешало Толкователю довести ритуал до конца, и бог в конце концов вернул себе утраченную форму. С чем его и поздравляю. Матисса, верная условиям сделки, отдала ему камни. В ответ на этот благородный жест Пожиратель миров согласился сотрудничать с Орденом Наблюдателей, но детали заключенного сторонами договора мне неизвестны. Служба-то все-таки секретная. Нам сообщили только, что в связи с отсутствием подозреваемых (Толкователь, Стиоделарикс и Мартул приказали долго жить) дело закрыто. И еще обратились с убедительнейшей просьбой не искать с Орденом контактов и никому о нем не рассказывать, даже под пытками. Мы клятвенно пообещали, чем заслужили от Матиссы уважительный взгляд.

На прощание она вручила нам, каждому, особую благодарственную грамоту, подписанную гроссмейстером Ордена Наблюдателей и самой королевой Амелией. Бумагу эту мы не должны были показывать никому и никогда, чтобы не нарушать секретности. Если нам надо будет полюбоваться ею, то, сказала Матисса, делайте это втихаря.

Тузмес и оставшиеся боги воспользовались приглашением Велейтоса и сейчас блаженствуют где-то на краю мультиверсума. Что ж, и ему я желаю всяческих успехов и не повторять прежних ошибок.

Иными словами, в мире воцарились благодать и гармония.

— Браул! — Гермиона потрясла меня за руку. — Ты что, уснул?

— Нет! Просто задумался.

Сестрица кивнула.

— С тех пор как все закончилось, ты какой-то странный.

— Немудрено. — Я посмотрел на Талулу.

Вселенские проблемы разрешились, но на моем личном горизонте уже возникли новые. Носили они одну фамилию — Поттер. Чародейка уже не скрывала своих намерений и два дня назад объявила о нашей помолвке. Возражения с моей стороны, конечно, не принимались. Талула специально приволокла меня в свое родовое гнездо — и там-то я, перед лицом ее чокнутых родителей, уж точно не мог сказать «нет».

Как вы думаете, чем все это закончится? Вот и я не знаю, но дрожь пробирает та еще. Но Талула молодец, дает мне время очухаться, свыкнуться с мыслью, что жизнь моя отныне никогда не будет прежней.

Несколько раз я подумывал о бегстве в далекое измерение и давно бы дал деру, если бы не был уверен, что Талула достанет меня и там. Нет, от Поттеров просто так не избавишься. Чтобы нейтрализовать угрозу, придется влиться в их среду. Вот и Зубастик не возражает. И это больше всего меня тревожит. Кто даст гарантию, что этот зловещий шутник не выкинет опять что-нибудь дьявольское?

— Вам надо прогуляться по саду, — сказал Квирсел. — Посидеть на скамеечке. Пользуйтесь последними хорошими днями осени, господа влюбленные.

— Да! Хорошая мысль! — Талула вскочила.

Я вздрогнул. Изенгрим и Гермиона смотрели на меня как заговорщики. Они что, думают, это забавно?

Квирсел махнул лапкой. Когда чародейка выволакивала меня из гостиной, я обернулся. Мопс, уже завтра отбывающий в родное измерение, был самым довольным из нашей компании. Словно это благодаря его заслугам скоро на моей шее окажется золоченый ошейник супружества. Эх ты, зубодер несчастный!

Чародеи вернулись к своей беседе, а мы с Талулой вышли в сад. Солнце припекало, кругом лежала желтая листва. Мухи, сбитые с толку хорошей погодой, носились в воздухе и не знали, чем заняться.

Пока мы под ручку прогуливались по гравиевым дорожкам, я чувствовал себя странно.

Потом мы присели на скамеечку, смахнув с нее листья. Талула прислонилась ко мне, томно вздыхая, в то время как я потел, словно в бане.

— У тебя не болит голова?

— Нет, дорогая.

— Точно?

— Сто процентов.

Талула помолчала, разглядывая желтый листик.

— Я хотела тебе что-то сказать. Понимаешь…

По моей спине съехал горный ледник, горло сжалось, хотя мне очень-очень хотелось заверещать во всю глотку. Вместо этого я только икнул.

— Не знаю, как сказать… — пробормотала Талула.

«Только не это!»

— В общем… Ты не рассердишься? Ты не будешь сердиться? Нет?

— Я? Да что ты…

Мой взгляд блуждал по сторонам. Я почти знал, о чем идет речь.

— Дай слово! — Талула заглянула мне в глаза.

— Даю… конечно.

— Ладно. — Чародейка вздохнула, выпрямив спину, и в тот же самый момент мне показалось, что где-то рядом надрывается младенец. — Мы тут дома перебирали семейные архивы, ну, знаешь… письма и все такое… Так вот. Я нашла одно письмо. Пришло оно год назад, от нашей дальней родственницы…

— Что?

Младенец прекратил надрываться.

— Письмо, говорю же! Она просила о помощи, срочно приехать… Но — прошел год. Не знаю даже, как папа пропустил это послание… Ты не согласился бы помочь?

— Я?..

— Речь идет о заговоре, мести, предательстве и коварстве.

— Да?

— Точно тебе говорю, — серьезно кивнула моя возлюбленная. — Мы должны выяснить, что там произошло… Это наш долг. Предлагаю сразу после свадьбы отправиться в путь. А свадьбу перенесем на следующую неделю… Браул, ты что?

— Д-да нет, ничего, — ответил я, клацая зубами. — Просто…

— Мы с Зубастиком почти все уже подготовили. Родители тоже помогают.

— Да?.. Как хорош-шо…

— Хорошо? Правда? Ты согласен?

Чародейка взвизгнула и бросилась мне на шею, чтобы покрыть поцелуями.

Едва она ослабила объятия, как я совершил отчаянный рывок и помчался через сад.

— Браул, ты куда? Что с тобой?

Я не слышал. Ничего не слышал. И ничего не видел, кроме забора, через который перелетел одним махом.

— Браул!!!

Хохоча во все горло, через полминуты я уже был в трех кварталах от своего дома.