Книга Брачные игры чародеев - Артем Тихомиров

Услышав такое, я затрепетал, и мой трепет тут же передался Гермионе. У нее он проявился сильнее, ведь угроза угодить под замок вполне могла осуществиться в самое ближайшее время.

— А вот тот тип мне знаком, — добавила Зелия, указывая на Леопольда. — Если с него снять эти лохмотья, помыть и причесать, получится Леопольд Лафет Третий. Так-так.

Пришла очередь друга моего детства трепетать. «Так-так» заставило его нервничать и дергать кадыком.

— А этот отрок с лицом трубочиста… Не Тристан ли это Профитроль? Отпрыск одного из достойнейших людей нашего королевства? Ну и ну! До чего же можно дойти! Что скажет твой отец, Тристан, когда обо всем узнает?

Мальчишка, который успел стать шелковым с первых секунд пребывания здесь Эльфриды, повысил свою шелковость во много раз. Чтобы показать, что он гораздо лучше, чем выглядит, Тристан принялся шаркать ножкой по полу. Никто не узнал бы в нем сейчас истребителя крэнделей и изобретателя воздушных шаров. Нет — Тристан (исключая одежду) был образцом кротости и послушания. Хоть сейчас прибей его на стенку в качестве наглядного пособия.

Участь его была незавидной. Попав в руки чародеек, Тристан испытает на себе все мыслимые и немыслимые муки, можно не сомневаться, после чего отправится домой с компроматом на себя самого в дрожащих ручонках. Уж временные наставницы постараются, чтобы герцог узнал обо всех проделках своего любимого сына.

Что до меня, то в душе моей теплилась надежда, что Эльфрида, узнав обо всех моих злоключениях, ограничится выговором и укоризненным покачиванием головой. После чего мы расцелуемся и пойдем по своим делам.

Чародейки не унимались. Словно позабыв, что корень всех зол валяется в отключке неподалеку, они пытались выяснить личность Слядена Исирода, который показался им в высшей степени подозрительным. Такому нельзя доверять, пришли они к единодушному мнению и испепелили Гермиону двумя парами глаз. Матроны считали, что порядочной девушке ни к чему водить дружбу с господами, у которых в бороде растет трава и мхи. Слядену, впрочем, еще повезло, что на его голове не было гнезда с живой сойкой и ее детишками, иначе я бы не поручился за последствия.

Надо отдать Слядену должное, он молчал. Все выпады и уничижительные замечания разошедшихся горгон коротышка встречал холодной улыбкой истинного смельчака. Считаю, чародей был неправ, живописав себя как законченного труса. Внутри у него жил самый настоящий лев. Я это потому утверждаю, что на моей памяти редко кто из смертных не прижимал уши и не пыхтел, пытаясь провалиться сквозь землю, когда дамы сцеживали в его сторону свой яд.

В конце концов Эльфриде надоело наблюдать, как ее товарки разыгрывают сцену в пыточной, и она сказала:

— Полагаю, здесь мы можем поставить точку, а дальнейшее обсудим у Браула дома. Место, куда мы попали, лично меня не вдохновляет на конструктивный диалог.

Чародейки попытались бунтовать, но Эльфрида умилостивила их лучезарной улыбкой, как поступала, на моей памяти, не единожды. Олицетворяя нечто вроде природной гармонии, она утихомирила бушующие стихии, и те улеглись в свои берлоги, глухо ворча.

Участники экспедиции не удержались от облегченного вздоха, в том числе и Браул Невергор. Тучи окончательно рассеялись, морщины разгладились на наших лицах, и Вольфрам решил действовать. Мы рано сбросили его со счетов и дали подкопить силы, чем он и воспользовался.

Подобно опоссуму, старикан все это время лежал там, где его оставила Гермиона, и притворялся мертвым. На что он был похож, спросите вы? Тут я пас. Человек более сметливый и наблюдательный сумел бы дать ему четкую характеристику. Тот же Сляден, специалист по монстрам. Но спрашивать коротышку было некогда, и когда Вольфрам взбрыкнул, как лошадь, которой ткнули шампуром в ягодицу, я решил, что напоминает он гибрид паука-птицеяда и осьминога. Омерзительное такое создание, к нему и приближаться-то противно. Брр! Я бы ни за какие коврижки этого не сделал. Как Гермиона могла общаться с ним тет-а-тет, ума не приложу. Но, как вы уже знаете, моя сестрица полна сюрпризов.

В общем, Вольфрам понял, что делать ему тут больше нечего, и решил дать деру. Куда именно он планировал сбежать, не знаю, но попытка была серьезной. Прямо с места старикан прыгнул вверх и зацепился за одну из статуй, что стояли по краям круглой площадки. Конечностей у негодяя по-прежнему было достаточно, поэтому он без труда удерживал свое туловище на весу.

— Держи! — заорал Тристан, но тут же осекся, вспомнив, что ему полагается быть шелковым.

Перепрыгивая на другую статую, Вольфрам немножко не рассчитал и поскользнулся. Вися на щупальце, он раскачивался туда-сюда и, видя, что чародейки проявляют к нему немалый интерес, пытался швыряться сгустками пламени. Фаерболы выходили неопасными — видимо, чародей исчерпал запас своих сил, но, даже будь он в лучшей форме, это бы его не спасло.

— Ну и что мы стоим? — спросила Гермиона, нервно подпрыгивая, и перевела взгляд на меня.

А я что? Я пожал плечами.

— Уйдет, — философски заметил Сляден, впервые с момента появления чародеек открывший рот.

— Не успеет, — сказал я.

Матроны очнулись. Общественный долг и воспитание требовали от них прекратить это безобразие раз и навсегда. Руки у них чесались давно.

Метнув в их сторону последний фаербол (без труда отбитый), Вольфрам грохнулся со статуи на каменную площадку и заработал щупальцами, напоминая мне Леопольда в образе восьминогого коня. Точно так же, используя все свои возможности, улепетывал и старик, но получалось куда хуже.

— Позвольте мне, — сказала Эльфрида, с изяществом белошвейки взмахивая рукой, облаченной в перчатку выше локтя. Волшебной палочкой она не воспользовалась, ибо, никогда не любила вспомогательные инструменты.

С ее пальцев, собравшись в быстро летящее облачко, сорвались бледные огоньки. Облачко просвистело над нашими головами, настигло изо всех сил ползущего Вольфрама и вцепилось в него. Старик протестующе затрубил, а затем поднялся в воздух, вальяжно переворачиваясь. Через миг он уже был заключен внутри полупрозрачной сферы сильным блокирующим заклятием наподобие того, что нечаянно вызвал в моей лаборатории Тристан и в плен которого угодил.

— Дело сделано, — сказала моя родительница.

Мы просияли. Все, кроме Зелии и Шеневьеры. Для завершающего акта драмы им недоставало сходящих с горных вершин обвалов и ревущих потоков воды, но они смирились.

— Теперь, я думаю, пришло время сделать то, о чем меня просили мои друзья, — сказал Жаворонок, решив, что изображать из себя безмозглую и безмолвную пичугу уже не имеет смысла.

Взлетев с руки моей родительницы, Жаворонок сделал несколько кругов вокруг сферы с Вольфрамом внутри. С его маленьких крыльев сыпалась светящаяся пыльца, словно он какая-нибудь фея, а из клюва лилась незатейливая песенка, которой не прочь побаловаться всякая птица. С виду ничего особенного — мы, чародеи, умеем создавать и не такое. Не знаю, в чем суть Жаворонковой магии, но она подействовала. Старик перекувырнулся внутри сферы, уменьшился в размерах и, ойкнув, точно ему наступили на ногу, стал самим собой — потрепанным жизнью старцем с неровными бачками. Исцеление завершилось. Хм, даже как-то буднично. Бедолаге осталось только хлопать ресницами и мотать головой. А не ожидал ли он тоже чего-нибудь сногсшибательного? «Да, — подумал я, — еще нескоро Вольфрам обретет прежнюю форму». После того как чародейки возьмут на себя роль судей и начнут бичевать его уничтожающей критикой (Гермионины оплеухи покажутся ему ласковым поглаживанием), желание творить зло и сеять смуту у него отпадет навечно. Уж если эти дамы что-то ампутируют, оно уже больше не вырастает, можете мне поверить.