Книга Путевой дневник. Путешествие Мишеля де Монтеня в Германию и Италию - Мишель Эке́м де Монтень

Тем не менее, поскольку боль продолжала раздирать мне внутренности, а ветры продолжали занимать одну за другой различные части моего тела то с одной, то с другой стороны, я почувствовал наконец, что это скорее ветры, нежели камни, и был вынужден попросить клистир. Он был поставлен мне тем же вечером, очень хорошо приготовленный: с оливковым маслом, с отваром ромашки и анисом, и все это было прописано аптекарем. Капитан Паулино самолично вкатил его мне с большой ловкостью; поскольку, как только он чувствовал, что ветры начинают препятствовать дальнейшему продвижению целебной смеси, он останавливался и тянул наконечник клистира на себя, потом снова продолжал потихоньку – и так до тех пор, пока я не принял все снадобье целиком и без отвращения. Ему не было нужды мне советовать, чтобы я держал его в себе сколько смогу, потому что меня не подпирало и не очень-то и хотелось. Так что я продержал его в себе до трех часов и лишь после этого сам решил выпустить наружу. Встав с постели, я с большим трудом съел немного марципана и запил четырьмя каплями вина. Потом вернулся в постель, и после легкого сна меня охватило желание сесть на стульчак, что я сделал четыре раза до рассвета, и во мне еще осталась некоторая часть промывания, которая не вышла.

На следующее утро мне изрядно полегчало, потому что слабительное выпустило из меня много ветров. Я очень устал, но не чувствовал никакой боли. Немного поел за обедом, но без всякого аппетита; попил, тоже не чувствуя вкуса, хотя очень хотелось пить. После обеда ко мне опять вернулась боль в левой щеке, и от обеда до ужина заставила очень мучиться. Поскольку я был весьма убежден, что ветры во мне скопились из-за ванн, я их оставил и проспал всю ночь довольно хорошо.

На следующий день я проснулся обессиленным и раздраженным, во рту было сухо и отдавало кислятиной. Дышалось с трудом, словно у меня жар. Я не чувствовал никакой боли, но моча у меня все еще была необычной, довольно мутной и с рыжим песком, хотя не в большом количестве.

Наконец, 24-го [августа] утром я стал выталкивать из себя камень, застрявший в канале. С этого момента и до обеда я не мочился, чтобы потом иметь к этому больше желания. И в конце концов безболезненно вытолкнул свой камень; крови тоже не было ни до, ни после извержения. Длиной и размером он напоминал только что завязавшееся яблоко или орешек пинии, но был толще с одной стороны, примерно с фасолину, и в точности повторял форму мужского детородного органа. Это было великое счастье, что я мог его извергнуть из себя. У меня никогда не выходило ничего сравнимого с этим по величине; и я мог только догадываться по качеству мочи, что должно было случиться. Посмотрим, каким будет продолжение.

Было бы лишком большой слабостью и малодушием с моей стороны, если бы, будучи уверен, что в любом случае погибну таким образом и что смерть с каждым мгновением приближается, я не сделал бы усилия, перед тем как это случится, чтобы смочь вытерпеть ее без труда, когда придет время. В конце концов, разум советует нам с радостью принимать благо, которое Богу угодно ниспослать нам. Однако единственное лекарство, единственное правило и единственное знание, пригодные, для того чтобы избежать всех зол, осаждающих человека со всех сторон и в любое время, какими бы они ни были, это решиться либо претерпеть их по-людски, либо пресечь мужественно и быстро[763].

25 августа моча вновь обрела свой привычный цвет и я вновь оказался в том же состоянии, что и раньше. Кроме этого, у меня как днем, так и ночью болела левая щека, но эта боль была преходящей, и я припоминаю, что она мне в свое время уже доставляла большие неприятности дома.

26-го утром я пробыл в купальне один час.

27-го после обеда меня стала жестоко мучить зубная боль, настолько сильная, что я послал за врачом. Доктор, все осмотрев и увидев, что боль вообще-то утихла в его присутствии, рассудил, что эта разновидность воспаления не имела телесности или весьма мало, но что это ветры, смешавшись с некоей жидкостью, поднялись из желудка мне в голову и причинили это недомогание; это показалось мне тем более правдоподобным, что я испытывал подобные боли и в других частях моего тела.

В понедельник, 28 августа, я отправился рано поутру пить воду из источника Бернабо и выпил ее семь фунтов четыре унции (фунт по двенадцати унций). Она усадила меня на стульчак, и я вернул чуть меньше половины перед обедом. У меня было чувство, что из-за этой воды мне в голову поднимаются пары, которые ее утяжеляют.

Во вторник, 29-го, я выпил из обычного источника девять стаканов, в каждом один фунт без унции, и у меня тотчас же разболелась голова. Правда, она и сама по себе была в плохом состоянии и была не вполне свободна с первой же моей ванны, хотя тяжесть в ней чувствовалась реже и по-другому, а мои глаза вовсе не были ослабшими и не испытали никакого помрачения, как месяцем раньше. У меня страдал зад, но головной боли у меня никогда не было, кроме тех случаев, когда она распространялась на левую щеку и охватывала все целиком, вплоть до самых нижних зубов, а потом наконец ухо и часть носа. Боль проходила быстро, но обычно она была очень острой и часто донимала меня и днем и ночью. Таково было состояние моей головы.

Я думаю, что пар от этой воды, либо когда я ее пью, либо когда принимаю ванну (хоть тем, хоть иным способом), весьма вреден для желудка. Вот почему у людей здесь в обычае принимать вместе с ней какое-либо лекарство, чтобы предупредить нежелательные последствия.

В течение дня и до начала следующего я излил из себя всю воду вплоть до фунта, которую выпил, считая и выпитую за столом, но этой было весьма мало, меньше фунта в день. После обеда, ближе к вечеру, я ходил в купальню и оставался там три четверти часа, в среду немного пропотел.

30 августа [в среду] я выпил два стакана, по девять унций каждый, что составило восемнадцать унций; и половину этого я отлил до обеда[764].

В четверг я воздержался от питья и утром поехал верхом взглянуть на Контроне[765], довольно многонаселенную деревню на этих горах. Тут имеется много красивых и плодородных равнин с пастбищами на вершине. У этой деревни много маленьких предместий и удобных, сложенных из камня домов, крытых тоже каменными пластинами.