Книга Под небом Индии - Ренита Де Сильва

– Я знаю дорогу, спасибо. Когда-то этот дворец был моим, – с царственным видом ответила бабушка. – Меня проводит моя служанка.

Разумеется, она взяла с собой служанку. Единственную, оставшуюся у нее после того, как дадима покинула дворец.

– Убранство просто нелепое. Претенциозное и вульгарное. Они лишили это место его духа, – вздохнула бабушка, когда они оказались в восточном крыле. – Но твой отец хотя бы зарезервировал апартаменты. Это уже что-то.

– Я знаю, что быть худой сейчас модно, но честное слово, Прия, ты зашла слишком далеко. Ты что, вообще ничего не ешь?

Бабушка расположилась на диване, глядя на бассейн. Тут не было никого, кроме них. Они пили чай во внутреннем дворике восточного крыла. Шиканджви[34] и чай со специями, чармури[35] и чаат[36] пакоры и джалеби[37]. Впрочем, бабушка ко всему этому даже не прикоснулась.

Прию шокировало то, как осунулось ее лицо. Дадиму словно покидала жизнь.

По спокойной поверхности бассейна с фонтанами и маленьким святилищем в центре плавали лилии.

Настоящий рай – внутренний дворик – вел в восточное крыло дворца. Дворца, в котором они все когда-то жили. Бабушка занимала восточное крыло, а Прия, ее родители и дедушка, когда он был еще жив, – западное.

Прия легла на свежую траву под пальмой, опустив ноги в ласковую воду. Сейчас она была далеко от Джейкоба и его беременной любовницы. Чтобы справиться с печалью, Прия прикусила губу и сжимала зубы до тех пор, пока не ощутила солоноватый вкус.

Она была измотана – и путешествием, и попытками скрыть свою досаду от бабушки. Старая женщина тоже пыталась казаться такой же, какой была до болезни, но Прия видела, с каким трудом ей это удается.

Бабушка знала, что ее внучка и сын приехали потому, что она умирает, хоть она никогда бы и не призналась в том, что сама намекнула им на это, пусть и в привычной для себя надменной, властной манере.

– Наследие правителей королевства превратилось в гостиницу для туристов… – выплюнула дадима с презрением, делая ударение на слове «туристов».

Прия взглянула на отливавшее золотом белое небо.

– Мы уже давно перестали быть правителями, дадима.

– В глазах государства – возможно, но люди по-прежнему смотрят на нас. А твой дедушка оставался правителем в полном смысле этого слова, пока не подал в отставку. Но твой отец не захотел баллотироваться, предпочтя вместо этого работать на своего дядю. Насмешка и эгоизм! И где мы теперь? Гостим в собственной резиденции!

– Баба́ предлагал деньги, чтобы спасти дворцы.

– Я отказываюсь брать даже пайсу[38] из денег твоего двоюродного деда! – сердито рявкнула бабушка Прии.

– Это деньги, которые баба́ заработал, трудясь в поте лица!

Ну почему, когда она остается с бабушкой, они уже через пару минут начинают ссориться? Впрочем, то, что здесь ничего не изменилось, утешало. Бабушка Прии превратилась в бледную тень самой себя, но ее язык был таким же острым, как и раньше. Да к тому же за несколько минут их разговора Прия ни разу не подумала о Джейкобе.

– Озерный дворец, как и этот, стал частью сети отелей!

Словосочетание «сети отелей» бабушка произнесла так, словно говорила о мусоре, гниющем на помойке.

– Они вполне сносно его отреставрировали…

Дадима выпрямилась и сверкнула на Прию глазами.

– Это было нашим наследием. И твоим тоже.

Голос старой женщины был суровым. В ее словах слышалась фиолетовая ностальгия.

Прия заметила на ее лице новые морщины. Ее дадима выглядела дряхлой. А ведь раньше Прия даже подумать не могла, что это слово применимо к ее неукротимой бабушке.

От этой мысли ее охватила печаль – о дадиме, о собственном рухнувшем браке, о своем пустом лоне, о неумолимом течении времени.

– Я устала, – сказала бабушка. – Пойду отдохну.

Служанка повела ее прочь, поддерживая тело, ставшее чрезвычайно легким.

Прия бродила по дворцу, в котором знала каждый уголок: в детстве она исследовала их все. И ее никогда не покидало ощущение, будто эти обветшалые, отдававшие плесенью комнаты населяют призраки. Она была одиноким ребенком, блуждавшим по огромным безлюдным залам, забитым древностями, свидетельствами былого величия, лишь усиливавшими ощущение одиночества и запустения. Прие казалось, что она слышит крики похороненных там фантомов.

Теперь все это ветшающее великолепие, холод древних призраков и прошедших жизней, скрывавшийся в отслаивающихся обоях, затхлый запах масла, специй и давно отгремевших пиров, исходивший от многочисленных картин, и ковры, истоптанные ногами бесчисленных правителей, их подданных и слуг, сменила сверкающая вычурная мебель. Возможно, дворец и утратил свой дух, но вместе с ним исчезли и призраки, леденящий воздух, напоенный потусторонним дыханием призраков прошлых поколений, чей шепот преследовал Прию, требуя возродить былое величие.

В зеркальных ширмах она видела женщину со впалыми щеками и опухшими глазами, окруженными тенями, которая держалась из последних сил.

В своих документальных фильмах Прия осуждала женщин, привыкших полагаться на мужчин и больше всего боявшихся самостоятельной жизни.

Я ничем не лучше их.

Когда женщины, у которых она брала интервью, говорили, что они не знают, как жить без мужчины, Прия отвечала им беспечно: «Так научи´тесь. Найдите себя. Полюбите себя. Теперь у вас есть возможность для этого».

Она называла себя феминисткой. Проповедовала самостоятельность женщин. Ей легко было об этом говорить, имея поддержку и любовь Джейкоба. Его вера в нее усиливала ее веру в себя.

Женщины в многочисленных зеркалах съежились. Их впалые щеки покраснели. Затем они расправили плечи и громко сказали:

– Я не позволю случившемуся меня победить. Я буду как этот дворец. Смогу переродиться и начать новую жизнь. Взгляну в будущее без Джейкоба. Он – мой старый призрак. Его время прошло, и я должна оставить его в прошлом.

Прия с усилием улыбнулась и увидела в многочисленных отражениях проблеск той женщины, которой она была раньше.