Книга Долг жизни - Чак Вендиг

Естественно, ничего из этого она не произносит вслух, а говорит лишь:

— Я бы предпочла посидеть и насладиться представлением, если вы не против.

На самом деле это ложь — крайне сложно насладиться габдоринской музыкой, которая напоминает гвалт диких зверей, отчаянно пытающихся выбраться из разнообразных капканов с острыми зубьями.

— Представление — неотъемлемая часть сегодняшних переговоров, — не унимается Канцлер. — В Галактике множество восхитительных мест. Здесь живет просто невообразимое количество существ. И наши торжества воспевают их индивидуальность. Как мне кажется, именно этого не хватало Империи. Если мы хотим мира, крайне важно сохранить то, что делает жизнь в нашей Галактике особенной, — то, что вы сейчас наблюдаете во всей красе. Каждый может жить так, как он пожелает, и выбор безграничен.

— Конечно, — лжет Слоун. Она едва сдерживает желание порадовать Канцлера новостью о предстоящей атаке и о том, что все корабли Имперского флота скоро разделаются с этой планетой, поставив Новую Республику на колени. Только идиоты гонятся за индивидуальностью. А для того, чтобы быть частью коллектива и нести великое благо посредством имперской власти, нужна истинная твердость и настоящая мудрость. Не имея возможности сказать это вслух, Слоун меняет тему: — Что-то я не вижу вашу алдераанскую принцессу.

Удар достигает цели — Канцлер в замешательстве ерзает в кресле.

— Боюсь, Лее сегодня нездоровится.

— Жаль. Мне часто кажется, что нам самой судьбой предназначено противостоять друг другу, ведя дуэль на головолнах. Мне бы хотелось встретиться с ней лично.

— Да. Она — лицо и голос Новой Республики.

— А я — Империи.

Внезапно дверь за их спиной распахивается, и на пороге появляется темноволосый мужчина в ржаво-красном летном комбинезоне Республики. Опираясь на трость, он бросает взгляд на Слоун, и она тут же узнает гостя.

Ведж Антиллес.

Пленный пилот, который был у нее в руках во дворце сатрапа на Акиве. Судя по тому, как он опирается на трость, похоже, она серьезно его покалечила, и ее сердце сжимается от странного чувства вины. Он был всего лишь пешкой в этой игре — как, впрочем, в определенном смысле и она сама, — и теперь она сожалеет о том, что с ним случилось.

Если бы его взгляд был копьем, он бы пронзил ее грудь насквозь. Он хочет не просто убить ее — он хочет покончить с ней раз и навсегда. И она не винит его за это. По крайней мере, видя его злобу, Слоун понимает, что покалечила лишь его тело, но не дух.

Тем лучше для него. Хотя, возможно, он полный дурак, раз до сих пор служит Республике.

Канцлер извиняется и спешит к Антиллесу. О чем они говорят, не слышно, но возникшую напряженность невозможно не заметить.

— Похоже, Канцлер встревожена, — шепчет Слоун ее помощница.

— Да, есть немного.

— Что-то в словах того пилота ее взволновало.

Мотма коротко смотрит на Слоун и уводит пилота за дверь.

— Наверняка какие-нибудь пустяки, — замечает Адея.

— Возможно, они что-то знают.

— Вряд ли.

— Почему?

— Потому что им ума не хватит, — отвечает Адея.

«Ума не хватит», — повторяет про себя Слоун. Она гордится своим умом. Здесь она самая умная. Но у нее начинают зарождаться сомнения…

Впрочем, на размышления ей времени не остается — возвращается Канцлер. Мотма определенно нервничает, хотя изо всех сил старается не показать этого.

— Прошу прощения, — говорит она.

— Все в порядке?

— Конечно. Что может быть не так?

* * *

Галлиус Ракс наблюдает за событиями в Ханне.

У него нет никакого особого доступа, но он ему и не нужен — Голосеть теперь в руках Канцлера, и передачи о ее Дне освобождения идут по всем каналам.

Масштабное представление напоминает демонстративное поведение высокомерной птицы: «Смотрите, какие красивые у меня в хвосте перья!»

Парад заканчивается, и постепенно на Сенатской площади становится не столь многолюдно. Из мостовой поднимается сцена — не с помощью новых технологий, а всего лишь усилиями мужчин, которые сосредоточенно крутят старые деревянные рукоятки, вращая древние каменные шестерни. Чандрила — старая планета, и ее долгая история во всем соперничает с современными тенденциями.

Если они воздвигают сцену, значит скоро придет время ее заполнить.

А это, в свою очередь, означает, что пора привести в действие его план. Ракс вызывает к себе гранд-моффа Рандда.

— Сэр? — холодно и послушно говорит Рандд.

— Пусть флот готовится отбыть по моей команде. — Ракс протягивает гранд-моффу инфопланшет. — Когда я прикажу, направьте их по указанным координатам. Всех. И свяжитесь с Боррумом. Нам нужны все наземные силы, что есть в нашем распоряжении. Абсолютно все.

— Но, сэр, это не…

— Знаю. Просто выполняйте.

— Слоун знает?

— Узнает. Все узнают. Собственно, вызовите их. Я желаю встретиться со своим Теневым советом. — Он машет рукой. — Идите.

Ракс вновь сосредоточивает свое внимание на происходящем в Ханне. Пора посмотреть премьеру написанной им оперы.

Глава тридцать седьмая

«У меня ничего не вышло».

Слова эти проносятся в голове Хана, словно соревнующиеся гонщики на болидах.

Он отправился сюда, бросив Лею и Новую Республику по одной лишь причине — чтобы сделать то, чего никто другой делать не хотел: спасти Кашиик. Его сердце обливалось кровью, когда он оставлял Лею, но она его поняла. Кому, как не Лее, знать, что такое цель, которая важнее всего на свете?

«У меня ничего не вышло».

Даже когда раздается грубый голос вице-адмирала, приказывающего штурмовикам его поднять — что те проворно делают, — он мысленно перечисляет все свои оплошности. Он доверился Имре, но она подставила его, а Соло был настолько глуп, что не понял этого. Имперцы схватили Чуи, а Хану удалось сбежать. И вот он был уже на волосок от того, чтобы все исправить: они с боем прошли полпланеты и прикончили Лозена Толрака через несколько мгновений после того, как тот приказал разбомбить Кашиик, превратив его в одни лишь щепки и грязь. Окропленные, как он скорбно напоминает себе, кровью вуки.

«Это я во всем виноват».

Остальные уже в наручниках: охотница за головами, спецназовец, бывший имперец и, что хуже всего, его второй пилот Чуи. Из них вышла хорошая команда, которая сделала для него все, что было в их силах.

Которая сделала то же самое для Чуи.

Всех, включая Соло, толкают к стене. Сзади к нему подходит вице-адмирал. Из его рта воняет гнилью, от него несет потом. «Эти имперцы основательно себя запустили», — думает Хан.