Книга Лиля Брик: Её Лиличество на фоне Люциферова века - Алиса Ганиева

Когда Арагоны вернутся из Харькова, Лиля запишет:

«Заходили с Элей к Фадеевым (!) в дом Герцена и расстроились — гадость!»[429]

Домом Герцена назывался исторический особняк на Тверском бульваре, дом 25, где позже открылся Литературный институт. Тогда в его флигеле располагалось общежитие литераторов, и Фадеев предоставил Арагонам свою комнату. «В комнате имелась походная кровать, стол, стул и туманная возможность умыться»[430], — вспоминала Эльза гораздо позже, уже после самоубийства писателя. Может быть, Лилю расстроила именно эта туманность возможности умыться — или неожиданная дружба сестренки с чуждым рапповцем. Вообще, вытянутый Эльзой счастливый билетик на фоне ее собственных горестей начинал нервировать. Брик записала в конце ноября:

«У Арагонов слишком много самолюбия. Раздражаюсь, когда говорю с Эльзой, — ходит около самих дверей, а попасть в двери не может. Всё кругом да около, совсем рядом».

Когда Арагоны, наконец, уехали, она отметила, наверняка не без толики ревности: «Кулешов в грустях по Эльзе»[431].

Впрочем, ей уже незачем было киснуть. Ведь Лиля снова была при мужике, да при каком! Она всегда выбирала крупнокалиберных. Это был военачальник, комкор Виталий Маркович Примаков. Имя его тогда гремело. Он был герой Гражданской войны, трижды кавалер ордена Красного Знамени. Его называли «батька атаман», поскольку в Гражданскую он командовал Червонной казачьей дивизией. В 1924–1925 годах он был начальником Высшей кавалерийской школы, где обучались будущие маршалы Г. К. Жуков и К. К. Рокоссовский.

Примаков только что вернулся из Японии, где служил военным атташе. По легенде, присутствуя во время вручения императором верительной грамоты, отказался снять оружие; после долгих препирательств саблю ему оставили, только клинок припаяли к ножнам. До Японии воевал в Афганистане, под именем Рагиб-бей, брал города и спасал падишаха Амануллу-хана от восставших пуштунов. Интересно, что Примаков сам переодевался дервишем и, изображая глухонемого, проникал в стан врага с целью сбора разведданных. Главной целью операции была ликвидация среднеазиатского басмаческого движения, угрожавшего большевикам, — в пику Англии, поддерживавшей пуштунов. Падишах вынужден был отречься от престола и бежать в Индию, но планы Советов это не нарушило, потому что к власти пришел его дядя, басмачи успокоились, а Примакова наградили.

Еще раньше, в 1925–1926 годах, Примаков разрабатывал армейские уставы и создавал офицерскую школу в Китае, был советником маршала Фэн Юйсяня и даже участвовал в захвате белого генерала Анненкова, наводившего ужас даже на самих колчаковцев. В Пекине Примаков наверняка пересекался с поэтом-лефовцем Сергем Третьяковым, преподававшим в тамошнем университете. Видно, тот и свел его с Лилей.

Впрочем, согласно легенде, всё случилось, как в плохой мелодраме. Якобы Лиля возвращалась из театра в проливной дождь. Все дамы сняли туфельки, а Лиля смело пошлепала по лужам прямо в обуви (довольно странная смелость; я бы не удивилась, если бы она поступила наоборот). Оказавшийся поблизости 33-летний Примаков восхитился удивительной дамой и предложил ей познакомиться, на что Лиля якобы ответила сакраментальное: «Знакомиться лучше в постели».

По другой версии, с Примаковым она общалась уже давно, и представлял их друг другу чуть ли не Маяковский, но надежных свидетельств этому тоже не имеется. «Примаков был красив — ясные серые глаза, белозубая улыбка, — вспоминала пожилая Лиля Юрьевна. — Сильный, спортивный, великолепный кавалерист, отличный конькобежец. Он хорошо владел английским, был блестящим оратором, добр и отзывчив. Как-то в поезде за окном я увидела крытые соломой хаты и сказала: “Не хотела бы я так жить”. Он же ответил: “А я не хочу, чтобы они так жили”»[432].

Примаков был моложе ее на шесть лет, но опыт имел недюжинный. Подростком, еще при царском режиме, успел пережить арест за расклейку антивоенных листовок и хранение оружия, был сослан в Сибирь на пожизненное поселение, после Февральской революции вернулся на Украину, а потом избрался депутатом Учредительного собрания. Был среди организаторов штурма Зимнего дворца, где заседало Временное правительство; на Втором съезде Советов избран членом ВЦИКа, потом командирован на Украину для создания советских украинских войск — той самой Червонной дивизии, с которой выиграл десятки боев с махновцами, петлюровцами, деникинцами.

Новый Лилин знакомец был дважды женат: первый раз — на дочери украинского писателя-классика Михаила Коцюбинского и сестре украинского политдеятеля Юрия Коцюбинского Оксане. Оксана умерла при родах, не выжил и ребенок. Второй женой стала Мария, одноклассница Оксаны, тоже участница подпольных черниговских социал-демократических кружков. В Гражданскую она командовала санитарным эшелоном на Южном фронте. Она родила Примакову сына.

А осенью 1930-го грозный красный командир уже находится в сладкой власти музы Маяковского. Жена, привязанная к часто болевшему сыну, не могла везде ездить с мужем, а Лиля была слишком притягательна. Юсуп Абдрахманов записал в своем дневнике:

«Вечером был с М. у Лили. Там же встретил В[италия] П[римакова]. Странное впечатление произвел на меня В. В нем не чувствуется облика партийца, бойца, каковым я его знал два года назад. Родненькая считает, что Л. и В. замечательная пара, а я боюсь, что их связь может привести к тому, что Вит застрянет в болоте обывательского благополучия и будет потерян для партии и Революции…»[433]

«М.» и «родненькая» — это, судя по всему, Муся Натансон, футуристка, сосланная во Фрунзе за ярую поддержку Троцкого и закрутившая там пылкий роман с Абдрахмановым. Она знала Бриков и, наверное, была тем мостиком, что годом ранее свел Юсупа и Лилю. Кстати, у Примакова с Мусей тоже был романчик незадолго до Лили. Он ведь тоже поддерживал Троцкого, но в 1928 году публично отрекся от прежних оппозиционных симпатий.

Судя по следующей записи Юсупа, Примаков всё еще адаптировался к богатому прошлому Лили и явно знал об их прошлогодней ленинградской поездке:

«Поехал к Брикам. Лиля рассказала мне, что Виталий очень ревнив и особенно ко мне. Чудак. Ревность к прошлому глупо, а в настоящем между мной и Л. нет ничего, кроме светской дружбы. Л. — неплохой человек и достаточно умна, но Комкор, водящий собачонку Л. во двор, производит гнетущее впечатление. Незавидная роль. Не останется ли навсегда в этой роли? Жаль бойца и неплохого»[434].