Книга Социальная справедливость и город - Дэвид Харви

Урбанизм необходимо рассматривать как совокупность социальных отношений, отражающих отношения, сложившиеся в обществе в целом. Более того, в этих взаимоотношениях должны находить выражение те законы, согласно которым структурируются, регулируются и создаются городские феномены. Следовательно, нам надо решить, является ли урбанизм (1) отдельной структурой со своими собственными законами возникновения и внутренней трансформации или (2) выражением совокупности отношений, укорененных в некоей более общей структуре (такой, как социальные отношения производства). Если мы придерживаемся первой точки зрения, то должны распознать внутренне присущие урбанизму законы трансформации и полуавтономные процессы, их структурирующие, а также отношения, связывающие урбанизм с другими структурами внутри целостности. Если мы принимаем второй тезис, то должны проследить процесс возникновения урбанизма из других структур.

Эти вопросы могут быть разрешены путем изучения истории, а также кропотливого анализа урбанизма в современном мире. Первая городская революция привела к выделению автономной структуры, которую мы можем назвать «городской», из однородной массы социальных отношений. Переход от реципрокных обменов к перераспределению (рассмотренный в гл. 6) включал создание иерархической устойчивой совокупности социальных отношений. Маркс считал это кристаллизацией первой значимой классовой борьбы в форме антагонизма города и деревни. Не может быть никаких сомнений в том, что новая структура возникла там, где до этого не было никакой другой структуры. Эта структура не обладала большим потенциалом к внутренней трансформации и саморегуляции. С этой точки зрения город надо рассматривать как отдельное образование по отношению к другим структурам. Но что это за образование и как оно работало? Оно сложилось в результате противоречия между общественными производственными отношениями и производительными силами. Изначально оно выступало в качестве политической, идеологической и военной силы, поддерживающей определенный тип общественных производственных отношений (особенно в сфере прав собственности). Город не имел ничего общего с производством как таковым. Многие его функции в этот период могут быть охарактеризованы как функции надстройки. Определяющие характеристики западного города, данные Максом Вебером (фортификационные укрепления; наличие рынка; место расположения дворов знати и частично автономное законодательство; определенная форма связей между людьми и частичная автономия и автокефалия), указывают на эту «надстроечность» раннего урбанизма. Если мы говорим, что функцией урбанизма было оформление надстройки, поддерживающей определенный тип общественных производственных отношений, это не означает, что мы считаем, что урбанизм был просто результатом действия сил экономического базиса общества. Если мы рассмотрим надстройку как содержащую определенные самостоятельные и частично автономные структуры, как предлагает Годелье, тогда, я думаю, мы выработаем разумную концепцию урбанизма на данной стадии истории.

Лефевр сравнивает эту первую стадию урбанизма — политический город — с двумя другими, более поздними стадиями — торговый город и промышленный город. Переход от политического города к торговому может пониматься как внутренняя трансформация урбанизма. Город все еще функционировал как политическая, идеологическая и военная сила, но отчасти в результате растущих потребностей городского населения город также вынужден был расширять свои торговые функции. Таким образом, город принял на себя роль посредника между сферами спроса и предложения внутри расширяющегося пространства торговли. Эта роль сохранялась за ним всегда, но в эру расцвета торговли она стала преобладать над остальными. Городская трансформация в период промышленной революции не может рассматриваться как трансформация, вызванная изнутри. Новая форма урбанизма в общем-то выросла вне старых городов и впоследствии впитала в себя старые и более традиционные функции политического и торгового города. Принципиальной для этой формы урбанизма была реорганизация производственных сил, которая давала преимущества от механизации, технологического усовершенствования и экономию от роста масштабов производства. Урбанизм стал важен для организации производственных сил настолько же, насколько раньше он был важен для общественных производственных отношений.

Именно в толковании современного урбанизма Лефевр пытается проложить новые пути. Он замечает, что объектом исследования Маркса было индустриальное общество, его способы организации и соответствующие общественные отношения. Маркс интерпретировал историю через призму прошлых отношений, которые сыграли основополагающую роль в возникновении промышленного капитализма. Урбанизм как фокус интереса теряет свою значимость, поскольку Маркс все больше и больше сосредотачивается на своем объекте исследования (сравните раннюю работу «Немецкая идеология» с более поздним «Капиталом»), где урбанизм рассматривается в контексте его вклада в подготовку прихода промышленного капитализма. Лефевр использует традиционный марксистский метод познания через отрицание и преобразование — он старается интерпретировать индустриальное общество как предтечу того, что он называет «городской революцией»: «Когда мы используем слова „городская революция“, мы обозначаем всю совокупность трансформаций, происходящих в современном обществе и способствующих переходу от периода, в котором преобладали вопросы экономического роста и индустриализации, к периоду, в котором более значимую роль стала играть городская проблематика, когда более важным стало исследование решений и форм, пригодных для городского общества…Городская проблематика требует внимания к себе во всех уголках мира. Может ли урбанизм быть определен как что-то надстроенное над экономическим базисом, будь он капиталистический или социалистический? Или как простой результат экономического роста и увеличивающейся мощи производительных сил, как скромный побочный продукт общественных производственных отношений? Нет. Существование урбанизма видоизменяет производственные отношения, не будучи способным трансформировать их полностью. Урбанизм становится одной из составляющих производства, такой же, как наука. Пространство и политическая организация пространства выражают общественные отношения, но также оказывают на последние и обратное влияние» (Lefebvre, 1970, 13, 25).

Из этого следует основной тезис Лефевра: индустриальное общество рассматривается им не как цель в себе, но только лишь как подготовительная стадия для урбанизма. Индустриализация, как он полагает, может быть реализована только в урбанизированном обществе, а урбанизация в настоящее время начинает доминировать над индустриальными производством и организацией. Индустриализация, произведя когда-то урбанизм, теперь производится им. Это подчинение индустриального общества городскому обществу ведет к некоторым дальнейшим нововведениям, которые, в свою очередь, содержат зародыш будущего конфликта. Лефевр считает, что, раз весь мир становится урбанизированным, начинается и противоположное движение внутри процесса урбанизации, которое ведет к большей внутренней дифференциации, путем создания отчетливо различающихся местных сред (1970, 1935). Именно на этом местном уровне начинают формироваться новые и своеобразные качества урбанизма для компенсации однообразия, царящего теперь на глобальном уровне.

Некоторые материалы, представленные в этой книге, могут быть использованы для подкрепления тезиса Лефевра, в то время как другие ему противоречат. Мы оба принимаем концепцию целостности как внутренней взаимосвязанности. Мы также оба считаем, что урбанизм нужно понимать как самостоятельную целостность, которая выражает и формирует отношения с другими структурами в целостности. Ни он, ни я не видят урбанизм как просто производную других структур. Лефевр также пытается встроить в свой анализ адекватные концепции пространства. Он указывает на конфликт между диалектикой социального процесса и статической геометрией пространственной формы и приходит к размышлениям на тему «социальный процесс — пространственная форма», которые не так уже отличаются от концептуальной основы этой книги. Урбанизм, поскольку он обладает собственными законами трансформации, складывается, по крайней мере частично, на основе базовых принципов пространственной организации. Особая роль, которую играет пространство и в организации производства, и в формировании моделей социальных отношений, последовательно выражается в городской структуре. Но урбанизм — это не просто структура, сформировавшаяся, следуя пространственной логике. Он добавляет к ней собственную идеологию (например, противопоставление образов города и деревни) и поэтому приобретает некоторую автономную функцию в формировании образа жизни людей. А сложившаяся когда-то городская структура оказывает воздействие на развитие социальных отношений и организацию производства. Поэтому мне так нравится найденная Лефевром аналогия между урбанизмом и научным знанием. Оба они обладают самостоятельными структурами с собственной внутренней динамикой. Оба при определенных обстоятельствах могут изменять весьма значительно структуры экономического базиса. И при этом оба направляются и ограничиваются силами и влиянием, исходящими от экономического базиса, и в конце концов, чтобы быть понятыми, они должны быть увязаны с производством и воспроизводством материального существования.