Книга Война начинается за морем - Рю Мураками
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И городские часы все продолжают бить, и их звон плывет над крышами домов. «Сколько же ударов?.. Я хочу, чтобы этот звук (и еще я не знаю что) проходил, просачивался, проникал повсюду: сквозь меня и этого полковника, сквозь клыки белого медведя и сквозь губы моего сына, повсюду…»
— Может, посмотрим на праздник?
— О нет, не стоит… Праздник… По мне, так лучше бы началась война!
Колокола пробивают спертый и влажный воздух, и звон достигает небес. Там, наверху, он постепенно замирает, слабеет, и ветер относит его отголоски за горизонт.
Колокола всегда возвещают о каком-то событии: будь то наступление дня, рождение, Новый год, праздник или час молитвы. Колокола успокаивают смятенные души…
Морской ветер шумит у меня в ушах, и этот шум чем-то напоминает отдаленные колокола.
— Этот звон тебе ни о чем не говорит, а? У меня такое ощущение, будто я должна вспомнить что-то давно забытое.
Только что она назвала мне свое имя. Ее зовут Фуини.
Фуини наконец отводит взгляд от города на горизонте и спрашивает, нет ли чего пожевать. У меня еще остался пирог с сыром, который дала мне мать перед отъездом.
— Вот, если хочешь… вроде еще ничего.
Фуини уписывает пирог так, что за ушами трещит. Я тоже отламываю кусочек — жуткая гадость! Нет, не потому, что мама не умеет готовить, просто она почему-то считает, что на морском воздухе сладкое пойдет лучше.
Фуини вытерла рот, и ветер тотчас же унес салфетку.
— Мне это напоминает школу. Только школу…
— Разве в твоей деревне в полдень не звонили в колокол?
— Видишь ли, я уехал оттуда, как только окончил школу… Да, может быть… но все-таки это напоминает мне именно школу. У меня было много друзей… как подумаю о них — потом весь день сам не свой.
— А рисовал, когда был маленький?
А я и забыл уже. Ведь сюда-то я приехал именно за этим — вон холст натянул…
Солнце уже достигло наивысшей точки на небе. Цвет песка приобретает неестественный оранжевый оттенок.
— Ты, наверно, хорошо рисовал.
— Ничего не могу сказать… Да и теперь даже не знаю, чего сам стою.
— А меня нарисовать смог бы?
— Прямо сейчас? Жарко…
— Это точно.
— Да и к тому же слишком много света — у меня глаза заболят.
— Но ведь ты сюда пришел рисовать?
— С утра тут было совсем другое дело.
— А когда будет попрохладнее?
— Ну, если тебе так хочется… кстати, возьми еще пирога. Я сладкий не люблю.
Она бормочет что-то вроде того, что уже сыта, и отламывает половину пирога. Потом, облизывая липкие от сахара пальцы, произносит:
— А твоя мама отлично готовит!
На ее губах белеют крошки. Мне хочется пригласить ее в ресторан. Но для начала она берет у меня полотенце и еще раз тщательно вытирается.
— В рестора-ан? Ты думаешь, туда пускают в майках?
— Ты уже сколько здесь?
— Со вчерашнего вечера. А ты?
— А я со вчерашнего утра. Наверняка ты видела меня… хотя вряд ли узнала на пляже.
Как и предполагалось, из ресторана нас в два счета выставил швейцар в галстуке-бабочке. Тем не менее в глубине зала я разглядел даму, все платье которой состояло из куска материи, обернутой вокруг ее груди. Но привратник не внял моим возражениям, а по поводу платья заметил, что это самый что ни на есть шикарный наряд. Тем более, продолжал он, в ресторан все равно нельзя входить с мокрыми волосами и желательно хотя бы надеть рубашку.
Делать было нечего — пришлось нам тащиться каждому в свой номер и, судорожно причесываясь, размышлять, что бы такое нацепить на себя.
Нам подали говядину с соусом карри и пиво. Пиво было местное, а на этикетке почему-то был изображен слон.
Причесанная и напомаженная Фуини принялась рассказывать мне о том, как умер ее котенок. Росла она без матери, отец-алкоголик, разумеется, бил ее чем ни попадя и в конце концов придушил ее любимого котеночка. На мой взгляд, такие истории не очень-то годятся для того, чтобы их рассказывать за обедом. На десерт мне принесли мороженое, а Фуини заказала банан с сиропом.
Зал был далеко не полон. Уставшие от безделья официанты суетились вокруг нас, как мухи, и вскоре их заботы сделались довольно обременительными. «Не угодно ли еще что-нибудь? Еще пива? Как вам приправа для салата? Фирменное блюдо! Не жесткое ли мясо?..» А отсутствие наплыва посетителей, как нам не преминули сообщить, объясняется исключительно тем, что «сейчас мертвый сезон, да-да!».
Кроме нас с Фуини в зале сидело одно старичье, главным образом пожилые дамы. Они были щедро посыпаны пудрой, а смеялись так, что слышно было на весь ресторан. Чем-то это напоминало испорченный громкоговоритель. «Они здесь явно надеются подцепить безусого кавалера», — сострил я, но Фуини даже не улыбнулась. Она-то прибыла сюда только с одной целью — хорошенько позагорать. Потом, мол, ни за что не заболеешь, далее насморка не поймаешь.
Официант принес кофе. Ресторан тонул в потоке солнечных лучей, а на море было просто невозможно смотреть без очков. Я почти ослеп, и мне почудилось, что лицо девушки изменилось.
— А тут неплохой кофе, — произнесла она; я согласно кивнул.
Рядом о чем-то негромко спорили пожилые супруги. Старичок курил сигару и то и дело побалтывал виски на дне своего стакана; его жена сидела прямо, положив руки на колени. Она выглядела заметно свежее мужа. Фуини поставила на стол чашку и вдруг спросила:
— А как насчет?..
В свое время я баловался травкой и кислоту случалось принимать. Был у меня знакомый музыкант… Девушка зашипела мне на ухо:
— Есть немного кокаина. Давай на пляже, а?
— А не лучше ли вечером?
— Не, на ночь мне не нравится. Спать потом не могу.
Ну, на пляже так на пляже…
Мы встали из-за столика и направились к выходу.
— Да не переживай, я не наводчица, — засмеялась барышня и заговорщицки подмигнула.
Вода в бассейне напоминала перекипевший бульон. Ветерок с моря обрывал лепестки растущих повсюду цветов, и они падали в воду. Их собирал худой служитель, облаченный в рваные шорты. Воспользовавшись тем, что народу в бассейне в этот час было немного, он вовсю орудовал большим сачком. Рубашка его промокла от пота.
Фуини захватила из своего номера пакетик из фольги, который сразу же спрятала под мое купальное полотенце. Две золотушные девочки наперегонки носились друг за дружкой, шлепая мокрыми пятками. На край бассейна уселась пичужка с красными крылышками и длиннющим черным хвостом — как она называется, я благополучно забыл.