Книга Иван Тургенев - Анри Труайя

23 июня он отправился на улицы, где, по слухам, организовывалось сопротивление. У ворот Сен-Дени он увидел охраняемую рабочими в блузах баррикаду с развевавшимся красным знаменем. Он стоял на тротуаре и, как следователь, бесстрастно следил за происходящим, за тем, как приблизился выстроенный в плотные шеренги отряд и раздались первые выстрелы. Охваченный страхом, он убежал по улице Эшикье.

В течение нескольких дней он не выходил из раскаленной комнаты. Потел и волновался. Происходящее не касалось его. Какая удача быть русским. Время от времени он слышал глухие залпы. В мэрии расстреливали восставших. Революция была подавлена. Генерал Кавеньяк стал председателем Совета. «Что очень удивило меня самого, это было сознание невозможности дать себе отчет в чувствах народа в подобную минуту, – писал Тургенев Полине Виардо, – честное слово, я был не в состоянии угадать, чего они хотели, чего боялись, были ли они революционерами, или реакционерами, или же просто друзьями порядка. Они как будто ожидали бури». (Там же.) Как бы он ни был беспристрастен, сила репрессий, массовые расправы, аресты возмущали его. «Реакция совсем опьянена своей победой и теперь явится во всем своем цинизме», – напишет он Полине Виардо. (Письмо от 8 (20) июня 1849 года.)

Попавший под подозрение властей за свои экстремистские взгляды, Герцен счел необходимым покинуть на несколько дней Париж. Тургеневу бояться было нечего: он был нейтрален. Из короткого революционного опыта он вынес один урок – страх перед беспорядками, ложью, напрасными жертвами, методичными убийствами. Человек миролюбивый, склонный к размышлениям, он мечтал об улучшении жизни народа, но без насилия. Больше чем когда-либо, после этого прикосновения к смятению, крови он почувствовал, что предназначен для размышления, любви и работы. Где укрыться от жестокости жизни? Единственное пристанище – Куртавнель!

Глава IV

Мать

В Куртавнеле в конце июня 1848 года Тургенев встретился наконец с Полиной Виардо. Вернувшись с триумфальных гастролей, она отдыхала в семье. После стольких писем, которыми он обменялся с ней, он не мог на нее насмотреться, на ее черные, как смоль, гладко зачесанные волосы, на лучистые глаза. А она была растрогана влюбленной настойчивостью этого русского колосса с волевыми чертами лица и мягким характером. Нет сомнения, во время этого пребывания в деревне она уступила, наконец, ему. Руководила ею не слепая страсть. Она вознаграждала так давнюю, преданную дружбу. Тургенев все понимал, но, потеряв голову, был рад милостивому приближению. Он дорожил каждым знаком ее внимания. Муж делал вид, что ничего не знает. Лишь дочь Полины Виардо – семилетняя Луиза – грустила, замечая нежность матери к этому постороннему человеку. Прошли несколько совершенно блаженных недель рядом с женщиной, которая после стольких лет согласилась тайно, время от времени принадлежать ему. Когда он оставил ее, отправившись в путешествие на юг Франции, тон писем его совершенно изменился. Раньше он писал с почтительным обожанием, а теперь смел открыто говорить о своей любви: «Добрый день, самая любимая, лучшая, дорогая женщина, добрый день – единственное существо… Милый ангел! Единственная, самая любимая, да благословит вас Бог 1000 раз. Самые горячие приветы милому существу». (Письмо на немецком языке от 1 (13) октября 1848 года.) Ее образ был рядом с ним во время всей поездки, которая пролегала через Лион и Валенсию, Авиньон, Ним Арль, Марсель, Тулон, Йеру.

Тургенев был счастлив, открывая Францию, а мать умоляла его вернуться в Россию. 14 марта 1848 года император Николай I, обеспокоенный возможным резонансом, который могли иметь в Европе политические парижские события, обнародовал манифест, «призывавший честных граждан бороться с революцией». Это был приказ для всех русских, которые жили в мятежной стране, вернуться на родину. Тургенев настаивал на своем желании жить за границей. Неслыханно! Разгневанная Варвара Петровна, державшая сына на голодном пайке, прекратила посылать ему содержание. По возвращении в Париж в начале ноября он оказался без средств и вынужден был просить аванс у Краевского – редактора «Отечественных записок» – в обмен на обещание постоянно сотрудничать в этом журнале. В то же время он продолжает писать для «Современника». Повести, поэмы, комедии – его столь разные произведения – уже достаточно высоко ценились на далекой Родине, куда он не желал возвращаться. «Петушков» – новое повествование о роковой власти любви над жизнью человека, привязанного к недоступной женщине. Опыт скромного поклонника Полины Виардо навеял, вне всякого сомнения, эти строки. Многочисленные рассказы – «Хорь и Калиныч», «Бежин луг», «Свидание», «Касьян с Красивой Мечи», «Уездный лекарь», «Бирюк», «Лебедянь», «Малиновая вода» – были воспоминаниями об охотничьих путешествиях в России. В них – простые, реальные люди: грубые мужики и робкие дети, жестокие господа и злые управляющие. Простой деревенский люд. На фоне спокойной, величественной природы – тщетность, суетность человеческой жизни. Рядом с прекрасными, равнодушными полями, лесами, небом – беззащитный человек. Из этого неожиданного противопоставления рождалось радостное чувство сострадания к слабым, живущим на земле людям. Крестьяне в рассказах – не безответная толпа, а сложные существа, знающие жизнь природы, страдающие от жестокости господ. Автор заставлял, таким образом, не сгущая красок, думать об ужасах крепостного права. Он не рассуждал, не обвинял, но лишь точно и спокойно описывал действительность. Он призывал правду на помощь правосудию. Цензоры, оценив реалистичность этих пасторалей, потребовали сделать поправки и допустили рассказы к печати. Каждый – завершенная картина, детали которой служили созданию целостного впечатления. Совершенное мастерство автора усиливало печаль, ставшую сутью этих откровенных и жестоких историй. Читатели требовали новых рассказов. И Тургенев проводил долгие часы за письменным столом. Он нанял квартиру на улице Тронше в доме № 1. Весной следующего года в Париже разразилась холера. Однажды ночью у Тургенева открылась рвота. Он решил, что заразился. Живший в том же доме Герцен помог ему перебраться к себе и ухаживал за ним, несмотря на опасность заражения. Это самопожертвование было тем более трогательно, что после событий 1848 года его дружеские чувства к Тургеневу охладели. Впрочем, больной беспокоился напрасно. Он довольно скоро поправился и поспешил из зараженного города в который раз в Куртавнель.

К несчастью, он не застал там Полины Виардо, которая уехала в Лондон, и должен был довольствоваться компанией дядюшки Сичеса и его жены. Его время было занято работой, прогулками с собакой Султаном, рыбалкой и игрой в бильярд. Семья Сичес вернулась в Париж, и Тургенев в огромном молчаливом доме почувствовал всю тяжесть одиночества. Впрочем, его скрасила неожиданная встреча с Гуно, который приехал в Куртавнель работать над оперой «Сафо». «Он целый день прогуливался в лесу Бландюро в поисках музыкальной идеи, – написал Тургенев Полине Виардо, – но вдохновение, капризное, как женщина, не пришло, и он ничего не нашел. Завтра, возможно, он возьмет реванш». (Письмо от 4 (16) мая 1850 года.)

После отъезда Гуно его единственными собеседниками стали садовник и старая служанка, кухарка Вероника. Он старался задерживаться во дворе, играл с Султаном, кормил кроликов, следил за очисткой кюветов и по ночам мучился от бессонницы. А однажды за пасьянсом в гостиной он вдруг услышал рядом с собой два глубоких вздоха. «Это вызвало во мне легкую дрожь, – писал он Полине Виардо, – проходя по коридору, я подумал о том, что бы я сделал, если б почувствовал, как чья-то рука внезапно схватила меня за руку; и я должен был себе признаться, что испустил бы пронзительный крик. Положительно, ночью бываешь менее храбрым, чем днем. Я желал бы знать, боятся ли слепые привидений».